В Бирюк - Чума [СИ]

Если в 1167 году мы свели баланс по хлебу «в притирочку», то в следующем таких «дозревших» селений было уже восемь.

Я говорю о сёлах. Есть пром. посёлки, типа Балахны, которые продовольствие потребляют. Многочисленные погосты. Которые все сначала потребляют. Потом переходят на самообеспечение. Или растут, разворачиваясь в село, посёлок или городок.

Возникшее у меня ощущение панического бессилия перед лицом возможного голода, памятные картинки голодных лиц мещеряков, которых я принял в первую зиму на Стрелке, накладывались на лица моего нынешнего окружения, на ту довольно шумную, безалаберную молодёжную толпу, которая чему-то училась, чего-то делала, клубилась и росла в моём городе.

Они будут голодать и умирать. А я ничего не смогу сделать. Знаю, понимаю, но… «раньше надо было».

«Есть страшное слово — никогда. Ещё страшнее слово — поздно».

Мне не нравится чувствовать себя бессильным, глупым.

Тогда, помимо ярких, «весёлых» дел, типа: а вот мы Скородума разденем, а вот мы воспользуемся «ловушкой для Боголюбского», я уелбантурил ещё одно: внедрение пшеницы.

Факеншит же уелбантуренный! Я Тимирязевку не кончал! Я вообще про агрономию… Очередная область торжествующего наглого невежества. В лице Ваньки Лысого. От отсутствия чего-нибудь разумного иного.

«Внедрение»… Ха-ха! Пшеницу здесь сеют с ещё до-славянских времён.

В Пердуновке пшеница была. Моя молотилка-мельница на дренажной канаве давала пристойную белую муку. Что потрясло аборигенов: «хлеб ситный» — через пол-тысячелетия, «ступенчатый помол» на Руси — с конца 14 века.

С мельницей я извернулся, Домну настропалил, появились у нас «французские булки». Народ сметал… аж за ушами трещало. Роскошь невиданная! «Бабья присыпка». Я про это уже…

Как я радовался, когда Аким притащил на Стрелку пару мешков отборного Пердуновского зерна!

Пшеницы из других регионов (Верхне-Волжский, Рязанский, Эрзянский, Булгарский, Саксинский…) позволили интенсифицировать процесс селекции.

Пшеница — самоопыляется. «Это ж все знают!». Пыльники вскрываются и высыпают пыльцу на собственное рыльце раньше, чем цветок полностью раскроется, и в него получит доступ чужая пыльца. Но если своевременно потрясти… на ветерке… «доопыление» чужой пыльцой.

Коллеги, извиняюсь. Вы насчёт пестиков и тычинок в курсе? Или только «по-человечески»?

Обычно «доопыление» плохо: нежелательное скрещивание. Но для меня хорошо — повышает вариативность, есть из чего выбрать.

После шести лет работы есть уже два сорта. М-м-м… прототипы двух сортов. Ещё бы пару-тройку лет и можно выпускать на поля. Опять — «раньше надо было…». Хотя по сути — очень хороший результат. В 20 в. новый сорт — 6–8 лет. А у меня-то тут ни химикатов, ни механизмов, ни селекционеров… Сами ростим. И пшеницу, и мастеров.

Древнерусская популяция состоит из смеси пшениц мягкой и карликовой. Ни по урожайности, ни по устойчивости не превосходит рожь. Но получив, нежданно-негаданно, Арзамасские степи было бы глупо пройти мимо такой возможности. Если возделывают веками от Ладоги до Олешья, то вырастет же! А для туземцев белый хлеб — богачество. Да и белка там больше.

Звучит… умозрительно-повествовательно. Типа: посидел-подумал, махнул правым рукавом:

— Расти пшеница большая-пребольшая, — в носу поковырял, махнул левым:

— И побольше.

И тут она, «по щучьему велению, по моему хотению», из всех дыр разом и попёрла.

Ага. Потаня криком кричал, когда я начал от него требовать. Терентий, обычно присутствующий при наших разговорах, дёргал рубленным лицом и злорадно усмехался:

— А неча всё на одного. Пущай Воевода того… помахивает.

Гапа терпела до третьего матюка. Потом давала «мокрым полотенцем по глазам» и уходила. Дошло до того, что Потаня схватил меня за грудки.

У Потани ко мне отношение… как к чудотворцу. Маскирующемуся, забавы ради, под плешивого бюрократа.

Он много чего от меня вытерпел. В порубе безвинно сидел, в петлю вешаться лазил. То его на волю, как на смерть, выгоняли, то я похолопливал. Одна жена заблудила, с моим участием. Другая — появилась. Холоп, взявший в жёны боярыню…

«Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!».

Уникум.

Впрочем, у меня все такие. Не в смысле жён — в уникальности.

Сын от первой жены сбежал и сгинул, вторая жена уже третьего нянчит. Дочка единственная, Любава… О-ох… Погибла. Из-за меня.