В Бирюк: Чума [СИ]

— Ванечка! Хороший! Эта… а может мы с Катюхой какую пользу сделать сможем? Изнутри? А? Ну, там, воротников напоить, ворота открыть. А то — лестницу верёвочную скинуть. Как в Антиохии было. Трифа тут давеча книгу нам читала…

Социал-демократия, ить её. В смысле: кружки самообразования. Книжки, они, вишь, читают. А после соберутся и устроят… Революцию. Какую-какую. До какой додумаются.

— Не лезь ты в это дело. Голову на раз оторвут.

Вот так я её и испугал. Полезет. И на стены, воев высмотреть где сколько, и в башни воротные, и в казармы — дома, где пришлые отряды поставлены… Совсем нехорошо. Воин, который из смертного боя вышел или завтра в него идёт… не вполне адекватен. Когда смерть чудом мимо прошла — на многое в жизни смотришь иначе. И на женщин — тоже. А уж когда такие неадекваты толпой…

Словами её не остановить. Дело какое-нибудь придумать… Эдакое. Чтобы важное и без дурней толпами обочь.

— Есть у меня забота. Наиважнейшая. Я тебе сказал, что Жиздор, дня за три-пять до подхода войска к Киеву, из него сбежит. Он — Великий Князь. За него куча народа смертно биться будут. Ежели его… цап-царап… много меньше крови русской прольётся. В Киеве его не взять. На Волыни или на Роси, куда он побежит — тоже. А вот в дороге… Кабы я знал, когда он побежит, да каким путём — выскочил бы на дорогу и…

И стало бы на Святой Руси одним петухом меньше.

Гапа ошеломленно смотрела на меня. Потом начала смеяться.

— А ты… ты выдь пораньше. Стань под стенами да кричи громко:

Он головку в окошко и выставит:

— Ко-ко-ко! Как не дают?!

О-хо-хо! А-ха-ха! А ты его цап-царап — и в мешок. Ой-ёй… умора… Великого Князя… Ха-ха-ха… курохват уволок… ой же ты боже мой…

Я очень люблю смотреть как она смеётся. Последнее время это не часто бывает. Не так часто, как мне хотелось бы. Дела-заботы, положение начальницы, огромное и разнородное хозяйство. Но когда она заливается — мир светлеет. Я б в скоморохи пошёл. Просто чтобы чаще видеть её веселье.

Ещё сохраняя ответную улыбку на лице объяснил:

— Сильно раньше нельзя. В Киеве воинов много — выйдут и малый отряд затопчут. Большое войско… издалека слыхать — убежит. Да и не собрать мне столько. За день-два до Боголюбского к городу подойти можно. Киевляне вылезать по-опасаются — Вышгород близко, в одиннадцати верстах. Выходит, чтобы перенять Жиздора, надо чтобы он в эти два последних дня побежал. Не ранее.

Гапа отсмеялась и снова, в который уже раз за этот разговор, смотрела не меня ошарашенно:

— Так ты чего хочешь? Чтоб я к тому Жиздору в постелю забралась и за письку держала? Пока у тебя духа-смелости не наберётся к городу подойти?

— Ты хоть поняла — какую глупость сказала?

— А ты?

— А я сказал не глупость, а предположение. Прикинь: Катерина — инокиня досточтимейшего на Руси монастыря. Боярского рода. Что ж ей не пойти к Великой Княгине в услужение? Да растолковать той, что князю семейство своё под мечи вражеские бросать не по чести. Даже не княжеской, а просто мужской. Тогда… «Ночная кукушка всех перекукует». А пока семейство собираться будет — время-то и пройдёт. А ты сидишь в городе, тихо-незаметно. Через день-другой с Катериной встречаешься. Тайком. А там уже и я к городу поспею.

— А ежели…

— А ежели что — не лезь! Наплевать и забыть. Еды, питья набрать — и в подпол. В церковке какой не сильно славной, каменной. Пожары будут. А церкви будут грабить суздальские, не степняки. Завтра позову Точильщика — тогда и обговорим. Что, где, когда и с кем. А пока — спать. Завтра мне ещё Акима целый день слушать.

И я отправился спать. К Курту на коврик.

Интересно: когда на человека венец надевают — венчание. Когда корону — коронование.

На Боголюбского будут бармы великокняжеские возлагать.

Это как называют? Бармание? Барматание? Обрамление? Или, как у иудеев — бармитство? И кем он будет? После этого. Человек в бармах — бармалей? Обармот? Бармаглот? «Летит и пылкает огнём». Боголюбскому… подойдёт.

Ну-ну, поглядим.