В Бирюк - Приступ [СИ]

Здесь, в Киеве, он доведён до максимальной степени концентрации. Просто — город наибольший.

Странно: такое огромное явление — выгон общинного стада — коллегами не рассмотрено. Будто и нету. Впрочем, и археологи почти не замечают этого куска истории. Так только, этнографы чуток, на очень маленьких примерах.

«Если система увеличивается на порядок, то она приобретает качественно новые свойства».

«Сделать бутерброд может и однорукий. Для тысячи бутербродов нужна фабрика».

Отогнать десяток коров на версту — одно. А стадо в тысячи голов?

Ещё дальше, за огородами, садами, летними усадьбами, выпасами, располагается полоса городских сенокосов. Сено — не корова, его можно раз в год скосить, просушить и привезти.

Ещё одна тема здешней городской жизни почти отсутствуют в попадёвых рассуждениях: дрова. В лучшем случае вспомнят дровяные барки на Неве в 18–19 в. Очередное пренебрежение к людям, к предкам.

— Да чё там? Мужики привезут!

Привезут. Если заплатишь.

— Ты — плати. Что ты потом с этим оплаченным будешь делать — твоя забота.

Дрова бывают сырые, бывают сучковатые — колоть намаешься. По звуку определяют дрова в печи: сосна гудит и стреляет, осина — шипит, обижается, что заругали хорошее дерево.

Сколько съедает здешняя печка, сколько печек на подворье — я уже…

У крестьян дрова покупает верхушка среднего класса. Боярам дрова везут из вотчин.

— Холопы, сэр! Их всё едино кормить — пусть хоть что полезное сделают.

Народ попроще покупает у городских дровосеков.

Есть такая… общность. Специфическая. В которой постоянно идут свары вплоть до убийств. Несколько мест вблизи Киева называются «Дебри». При Ярославе Хромце там «гуляла» княжеская охота. Мономах за крупным зверем на ту сторону, в Бровары, ходил. А тут так… зайчишек погонять, лисичку поднять.

Леса эти постепенно редеют. Но для конницы, для пеших колон — непроходимы.

«Матрёшка»: стены-вал-ров. Но и вокруг со всех сторон очень неудобное предполье.

Батый взял город. У него были «пороки». Поставить их — нужно место. Множество рабов расчистили и выровняли дороги и площадку под стенобойные машины.

«Постави же Баты порокы городу, подъле вратъ Лядьских, ту бе бо беаху пришли дебри, пороком же беспристани бьющимъ день и нощь, выбиша стены, и вознидоша горожаны на избыть стены, и ту беаше видите ломъ копеины и щетъ скепание, стрелы омрачиша свет побеженым».

Нынче «11 князей» идут с севера от Вышгорода. Кирилловский монастырь на северо-западном конце Дорогожичиских холмов («горбов»). Рядом с ними, восточнее — обширное болото. Вышгородская дорога идёт между этими высотами и болотом. Было бы лето — перекрыть дорогу нетрудно, конницей там не обойти.

Так — со всех направлений. Немногочисленными силами в эту эпоху можно остановить существенно превосходящего противника.

— Они тама тянутся, возов с полста. Конных стока же. И одопешенные есть. Углядели нас, подъезжают, спрашивают — кто такие? А я им: зверичи мы, Зверя Лютого воины, с Всеволжска-города Киев брать пришли. А вы кто? — А мы, де, Олексы Дворьского люди, в Кием идём, господина нашего, Великого Князя Мстислава Изяславича боронити. А я им: куды ж вы, дурни, намылились? Воевода наш, Зверь Лютый, ещё нынче поутру вашему князю голову ссёк, в торбу ложил. А тот мне: брешешь, ехидна проклятая. А я ему: ты в Киев идёшь? Ну и иди. Мы там тож днями будем. Да вели бабе своей подмываться хорошее. А то я люблю чистенькой про меж ляжек засандалить.

Парень радостно ухмыльнулся, ожидая, видимо, похвалу своему острословию. Как он круто супротивника в разговоре уел.

— Тот сразу оскалился, меч выхватил да на нас с Вихорко. Да за ним следом ещё с десяток. А мы впереди стояли. Стрелки-то чуть сбоку да по-сзади. Тропка-то узкая, стрелами двоих коней положили, верховые и следом которые — кубарем. Ну, мы вперёд. Пеших-то, в снег свалившихся, одуревших, с седла рубить — милое дело.

— И как?

— Ну, стрелки по паре, вроде, я троих. И вот Вихорко коню своему ухо срубил.

Отчёты о нанесённых противнику потерях нужно делить в разы. Особенно это свойственно стрелкам: они от противника далеко, считают, что раз стрела попала — покойник.

Я обернулся к стрелкам. О, да это не Любимовские «драгуны», а «скифы» от Чарджи.

— Четверо убитых?

Парни помялись. Потом старший, с лычкой, ответил:

— Стрел пустили четырнадцать, попало десять. Одна в мешок на возу на дороге, другая там же — кобыле в зад. Случайно. Неудобно стояли. Остальные: четыре в коней, четыре в людей. Один слетел. Ещё двое… тяжёлых. Думаю. Без доспеха, без щита, на нас не смотрели. Не закрывались, не уклонялись. Но — неудобно. Мечники обзор перекрыли.