«Кто не курит и не пьёт — тот здоровеньким помрёт» — русская народная. Истинность подтверждена в очередной раз.
Из дверей в верху лестницы, как чёртик из табакерки, выскакивает Николай:
— Чего телитесь?! Быстрей-быстрей! Воевода ругаться будет!
Замечает меня в полутьме крытого крыльца, смущается на мгновение, но тут же делится впечатлениями:
— Иване! Тута! Стока всякого! Охренеть! Три дни возить — не вывезти!
Хорошо понимаю своего купца-невидимку. Сюда же тянут со всей Руси. Тягловые попы, тягловые епископы. Тягловые игумены с архимандритами. Тянут соки.
— Уймись, Николай. Нельзя объять необъятное. Архивы, книги, церковное…
— А казну?!
— И казну, так уж и быть. Да пошли пяток возов пустых к Софии. Там наши тоже… прибарахлились. Давай, командуй движение. Скоро смоленские подойдут — это их охотничьи угодья. На, прибери.
Кидаю ему митрополичий клобук, сам автоматически подхватываю посох. А удобная, однако, палка! Указывать людям направление их движения. Погонять пасомых.
Николай ещё мечется по подворью, но кыпчаки уже выводят увязанный полон, у всех джигитов у седел раздувшиеся торбы, выдвигаются и мои, сопровождая караван саней, в которые то и дело пытаются, уже находу, пристроить то шубу, то ларчик, то бочку, то мешок. Погнали скотину. Есть надежда, что в хозяйстве митрополита удастся найти высокопродуктивный скот.
Вдруг вопль Салмана:
— К бою!
Ага, загостились: на площадь вываливает пешая толпа смоленских. Раз пешие, значит ворота не взяли, верхом по лестницам прошли. Выезжаю вперёд, навстречу выбегает некрупный воин в ламилляре. Медные кольца по подолу — дорогой, наверное. Отстёгивает, сдвигает назад шлем.
Мстислав. Который «Храбрый». Семнадцать лет. Юношеский задор, переходящий в подростковую наглость.
— Ты! Ты чего тут делаешь?! А ну пшёл с отсюдова! Тут всё наше!
— Ты, князь Мстислав, храбр. Но не умён. Добыча принадлежит тому, кто её первым взял. Первыми город взяли мы. Но мы уходим. Добирайте. Прохлаждались бы дольше — и этого не получили.
Он был в боевой ярости — он в ней и остался. Мои гонят коров и коней. Николай вприпрыжку тащит какую-то длинномерную хрень, завёрнутую в полотно, сваливает её в последние сани. Но не садится, а снова бежит ко мне.
— Иване…!
— Николай, остановись. Жадность фраера сгубила.
— А? Не. Тут-то… о-ох скока же тут ещё! Но у нас ещё ребята в Софии. Надо ж…
— Да, чуть не забыл.
Мои медленно уходят с площади, угоняя и увозя добычу. Хорошо бы колокола с колокольни снять. Утащить нечем. Да хоть бы листы свинца с куполов! Увы, время.
Ворота главного храма «Святой Руси» распахнуты, внутри свет свечей, лампад, факелов. Перед входом несколько саней, которые мои гридни резво набивают охапками золочёных подсвечников, обёрнутых в золочёные ризы, узлы из покрывал и занавесей, кувшины с вином и маслом, иконы и книги… Молодцы: ризницу ломанули.
Сивко осторожно переступает копытами по невысоким каменным ступенькам, подходя к порогу храма. Справа от входа на парапете гульбища перевесился труп. Редкий случай: обычно мертвяки в такой позиции сползают. Либо внутрь, либо наружу. А этот… зацепился, наверное. Со свободно висящих рук на снег под стеной капает кровь. Хорошо повис: в стороне от прохода, не замарает.
В открытые двери просматриваются все пять нефов, метров тридцать. Посередине затоптанного, с мокрыми пятнами от нанесённого снега, пола лежит голова. Судя по причёске… долгогривый. А сам где? — А, вижу. Тело кучкой в луже крови левее, метрах в шести. Хороший удар был, далеко улетела.
Николай прижал какого-то чудака в подряснике на перекрёстке центрального нефа и ближайшего трансепта и пытается у него что-то отобрать. Чудак вдруг отталкивает Николку, так что тот садится на задницу, и бросается бежать.
Реакция на бегущую дичь — автоматическая. Толкаю коленями Сивку, тот послушно топает внутрь храма. Огромное помещение почти в тысячу квадратных метров площадью, в тридцать метров высоты до зенита главного купола, мгновенно наполняется грохотом копыт по камню.
Пешему от конного не убежать. Беглец поворачивает в трансепт, но навстречу ему уже бежит один из моих мечников… Осторожно останавливаю разогнавшегося Сивку. Полетать по каменному полу, гремя подковами и стуча костями… Спешиваюсь и веду коня в поводу.
Вот и бегун. Старец, седина с проплешиной, длинная борода. Вывернутые за спину, вздёрнутые вверх уже двумя моими гриднями сухие кисти рук судорожно, как когти, хватают воздух тощими длинными пальцами. Ветхий, а шустрый. Старый жилистый чёрный… каплун. Перед отправкой в суп.
Читать дальше