— Ладно, пойду я. Дела, малёк. Времени нет попусту разговоры разговаривать.
Ах вот как! Со мною, значит — времени перевод, пустые разговоры! А он уже подниматься собирается. Сейчас уйдёт и всё, и более случая не будет!
Я к нему — в два шага, на плечи надавил, меж ног его втиснулся, колени ему растолкал, за руку схватил. Он аж оторопел малость. От такой холопской дерзости. А я ладонь его цапнул, под край накидки на чулочек прижал и вверх тяну.
По гладкой ткани, теплом тела моего согретой. Выше. За край чулочка сатинового. Его ладонь — к себе прижимаю. К телу. Держу и тяну. К себе, на себя, на голое бедро под одеждой.
О-ох… Когда на голой… на абсолютно голой коже… плевать, что тряпки сверху! На моей… нежной, недавно полностью слезшей и заново наросшей… ветром не сечённой, солнцем не жжённой, морозами не мороженной, трудами не обмозоленной… как у младенца — не тронутой… девственной… — чужое… чужая ладонь… твёрдая… шершавая… сильная… чужое прикосновение…
Не чужое! — Его! Моего! Господина! Повелителя, защитника и спасителя. Надежды. Светоча. Хозяина. Меня всего. По обнажённому… по телу и по душе… До дрожи…
Он, как кожу мою, нежную да горячую, под ладошкой почувствовал, сердиться передумал. Смотрит мне в лицо пристально. И я ему прямо в глаза смотрю. Неотрывно. Пытаюсь улыбаться ласково, только не очень-то получается: трясёт меня. От волнения, от ощущений, от взгляда его…
Господи! Слабенький я ещё для таких чувств. В обморок бы не упасть…
Но не останавливаюсь, руку его не отпускаю. Тяну его ладонь выше, дальше, себе за спину. К пояску из ленточки алой, кокетливым бантиком завязанной. Он не видит, но я-то знаю… Тяну. По коже своей. Гладкой, голой, жаркой, трепещущей… по «шкурке с искоркой»…
Отпустил его руку, только когда он ягодицу мою в кулак взял. Сжал и замер. Держит. Крепко. О-ох…
Тут я ему обе руки на плечи закинул.
Касмасутра говорит: «Объятия доверия». Точно: руки мои — вот, на плечах твоих. Ничего не закрывают и не защищают. И не могут, и не хотят. Весь в воле твоей, во власти твоей, в руке твоей… Весь я — открыт и беззащитен перед тобой. Отдаюсь и доверяюсь тебе, господин мой и хозяин…
Он мне прямо в глаза смотрит и вторую свою ладошку под одежду мою, под пончо всунул.
Сразу и далеко. На зад. На мой.
Сжал. В две горсти. Будто когтями. Держит. Смотрит. Дёрнусь ли я? Велико ли доверие моё перед господином моим? А я не шевелюсь, глаз не отвожу, смотрю прямо в зрачки его: «Велико, безгранично». Лишь губы мои… чуть пляшут. Типа: радостная улыбка. Только — очень нервенная. Очень.
А он — проверяет. Прощупывает. Душу мою сквозь тело. Вытерплю ли? Сохраню ли покорность ему? Пересилит ли любовь моя — неудобство да даже и боль? За ради воли его и радости.
Пересилит. Вытерплю. Сохраню.
Ибо нет ничего иного у меня. Ты один. Свет и защита, смысл и надежда. Господин мой.
Сначала вроде поглаживал. Потом мять стал, жмёт всё сильнее. Скалиться начал. Как в две горсти разом… взял да сжал…
Ох! Я и на цыпочки встал. Хорошо — за плечи его держусь, а то свалился бы.
А он дальше играется — одной рукой жмёт ягодицу, другой — пощипывает, покручивает… Пальцами во все места лезет.
О-ох! Меня, конечно, Юлька растягивала. Ой-ей! Но не на три ж его железных пальца сразу! Тут он меня сзади за промежность ухватил. Да нет там ничего! Даже волосиков. О-ой… И спереди — нет. Ну, проверяй. Да хоть всей ладонью. Широкая, твёрдая. А-ах! Словно лопата между ляжек въехала.
Пришлось коленки в стороны раздвинуть. На цыпочки привстать и бёдра развернуть. И — расслабиться. Выдохнуть. Чуть-чуть осесть. Будто на лавке верхом.
Вот он я, господине, весь во власти и в воле твоей. И — «в руцe твоей». Вот уж точно: «весь как на ладони».
Весь. На ладони. Без всяких «как».
Я зачем к нему пришёл — опять целку-недотрогу строить? Вот и не строю. А совсем даже наоборот: предлагаю, дозволяю и приникаю.
У-у-улыбаюсь… О-о-й… А что… резковато… так мне без привычки сейчас всё… у-юй-юй… А что он свою силу не соразмеряет… Значит — разгорелось у него. Ай-ай! Ничего — потерпим, я тут и не такое терпел. Когда кожа слезала, когда в порубе… Ой-ёй… Главное — я ему нравлюсь. Я ему… у-у-уй… интересен. Моему… о-ух! — повелителю и владетелю. Сегодня — моя последняя надежда. Е-е-единственная. Упустить — нельзя. О-ох…
А его разбирает помаленьку. Зрачки расширились. Дыхание частым стало, неровным. К себе тянет.
А я, как бы, руками упираюсь. Не сильно, а так… чуть притормаживаю…
Читать дальше