В Бирюк - Вляп [СИ]

В Риме часто говорили, что сношения с кастрированными мальчиками особенно возбуждают, это было излюбленным развлечением сластолюбцев, а младенцев кастрировали «в колыбели» и отправляли в публичные дома.

Павел Эгинета даёт описание нескольких вариантов технологии. В более поздние христианские времена, в 16 веке, Амбруаз Паре жалуется, что много развелось «кастраторов», жадных до детских яичек, которые поедаются в магических целях с согласия родителей.

Античность, Средневековье и Новое Время на Востоке чётко демонстрируют «трансвестизм в троеполье»: мужчины, женщины, мальчики — основные гендерные группы населения. Потом мальчики становятся мужчинами.

Это — об элитах. Остальное население их кормит.

Может и мне попроситься?

«Кастрация не причиняет вреда, она только способствует сексуальному возбуждению».

Не моему, естественно — господина моего… Вернуть внимание.

Благосклонность хозяина — моя единственная опора, тонкая нить в этом мире…

Чёрные, заржавленные, скрежещущие клещи в подземелье у Саввушки…

Ну и что? Ну и не страшно! Я уже был к этому готов. И на всё согласен! Дабы послужить господину моему, дабы исполнить волю его…

Но воля его по этой теме — мне неизвестна. Учитывая его… предпочтения… и мою полную в этом мире глупость, неразумность и беспонятность… Может, ему как раз и нравится… погрубее?

Так, хватит мучиться по непонятному! Как гласит народная мудрость: «Не бери в голову — бери в ноги!».

И с утра в мой распорядок дня добавились ещё два часа танцев.

Восточные танцы… Багдад, гарем, Алладин… Извивающиеся тонкие станы и влажно дёргающиеся пупки…

«И Шахразада прекратила дозволенные речи…»

Сказочнице в момент начала сериала было тринадцать, возле супружеского ложа на полу все ночи напролёт сидела её одиннадцатилетняя сестра. На случай султанских фантазий и необходимости подмены главной героини. Сама Шахразада за время трансляции родила двоих сыновей, а сколько сценаристов работали над очередной серией — никто не знает.

В старом американском «Алладине» есть женский танец перед массовой резнёй разбойников. Тех самых, которых — «сорок и атаман». У меня ещё тогда возникли сомнения. Не насчёт резни — насчёт танца. Теперь Фатима это подтвердила. Восточные танцы сейчас — совсем не та экзотика, которую скармливают европейцам в моё время.

Исконно-посконный восточный танец есть весьма сдержанное действие. Нет, конечно, не вялое. Живенько так. По сравнению с русским хороводом… Так ведь и хоровод — не танец, а песня. И вообще, на Руси «бабы поют, мужики пляшут». Есть у местных что-то вроде кадрили, но всё на вытянутых руках, прикосновение пальцев — предел.

Пролетарский писатель Максим Горький говаривал: «в этом танце ожиревшие самцы и самки буржуазии трутся друг о друга половыми железами». То ли — про вальс, то ли — про танго. Но — не про русские народные. И не про народные же, но арабско-тюркские. Не трутся — не буржуазия же!

Танцевание, в форме демонстрации Фатимой, внушало уважение. Габаритами танцорки. Но… не джига, не хота. Естественно, не «Танец с саблями». Ритм есть. И — всё. А вот сексуальности нет. Совсем.

Осторожное кружение, проходочки, поклон… Где танец живота?! Где разлетающаяся при вращении юбка?! Всё выше и выше, когда присутствующие пялятся заинтриговано: «а что же там дальше»? Будто не знают… Где просто — «попкой покрутить», наконец?

Пришлось вспоминать историю. По истории получается, что нет ещё на мусульманском востоке «ритмично дрожащих нежных пупков, увлаженных девственным потом». То есть, в природе, конечно, есть. А вот в танце…

Всё это из Индии. Причём, не мусульманское или буддистское, а языческое. Храмовые школы танцев. И предназначались они — и танцы, и танцовщицы — отнюдь не мужчинам («что эти скоты понимают в искусстве? Им бы только одного и — спать»), а богам и богиням. В мусульманский мир их ввёл Тимур-ленг, Тамерлан. Он не только сжёг всю Северную Индию. Не только всего в одном эпизоде приказал перерезать сто тысяч пленных, он разгромил храмы и вывез к себе храмовых танцовщиц. А потом раздал в гаремы своих сыновей.

Когда я начал вспоминать и показывать, что помнил по индийским фильмам, виденным в детстве, то Фатима страшно рассердилась:

— Так нельзя, это неприлично!

И это говорит гаремная охранница и надзирательница! Которая через ночь стояла у дверей спальни господина, вслушиваясь в «стоны любви» и «крики страсти» очередной наложницы. Которая сама своим подопечным, перед доставкой к месту их основной трудовой деятельности, ставила «нежно дрожащий пупочек трепещущей девственницы».