Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

— Бред собачий! Ордера, подарки, метры! Еще ждать будешь?

— Нет, Афиноген Каранатович, не буду я ждать. Мы с Валентиной решили, что нам новая квартира не нужна.

— Ну, молодец!

— Да… Зашел я на следующий день в писательскую организацию… Ответственный секретарь спрашивает: ну как, мол, дела с квартирой? Нормально, отвечаю. — Ну вот, а ты волновался, нервничал, не верил! — Не дали, говорю, квартиру. — Как не дали?! Это почему еще не дали?! — Я объясняю. А он: пиши объяснительную записку! Квартиру он не получил? Нам их что, каждый квартал дают?! Я и написал. Все, как в пьесе, по лицам. А в конце сообщил, что подарки мне не нужны.

— Не нужны?.. Что же теперь делать будете?

— Ничего, жили ведь раньше, проживем и еще.

— Тьфу! Баранья голова…

— Так ведь здесь ничего не поделаешь. Заколдованный круг. Вот если бы у меня вовсе квартиры не было…

— Да-а… — сказал Афиноген.

— А ты-то сам, Афиноген Каранатович, вспомни, как развертывались дела с нуль-упаковкой. Ведь была она, была! Сам, своими собственными глазами видел! И другие видели. Ведь двое людей очень даже просто проникли в макет Марградского универмага. А потом получили телеграмму от ученых: с одной стороны, вроде бы, действительно, существует эта нуль-упаковка, а с другой — нет ее и не может быть никогда. Как это понять? Так ведь дело и заглохло.

— Там совсем другое дело, — нахмурился Афиноген. — Там ведь для проникновения нужен был вполне определенный человек. Может, в комиссии такого не оказалось?

— А поезд? А пасека? Тут ведь специальные люди. были не нужны! И все равно — было, не было.

— Для проникновения в нуль-упакованный мир всегда нужны люди определенного психологического склада. Это дело сложное.

— Конечно. Нуль-упаковка — сложное, а квартира — простое.

— Должны же ведь понимать, что у всех, кто работает, есть свое рабочее место. А у писателя оно дома! Дома! Ему, кроме жилплощади, бумаги да ручки, больше ничего не надо.

— Как не надо?

— Ну, это другое. Вдохновение, работоспособность и прочее. Но писать-то, писать где?! На кухне пишешь? По ночам?

— На кухне, — согласился я. — Тут ничего поделать нельзя. Конечно, тещин храп загонит меня в психолечебницу, но уж там и отосплюсь… Это что-то ужасное — храп. Камера пыток. Интересно, была или нет в средние века пытка храпом? Мне почему-то кажется, что была. Никому не выдержать.

— Уж не потому ли ты и про камеру пыток написал?

— Может быть. Не знаю. Написал и все. Это снимает напряжение. Напишешь, как мучили человека и вроде самому легче станет. Не один ты такой. Только если я и пишу что ужасное, то только про себя, про Федю Приклонова, то есть. Да был, был такой Федор Михайлович Приклонов. Казань брал. В опричнину попадал. А что дальше — неизвестно. Отделали или отпустили. В «Ономастиконе» Веселовского сначала прочитал. Есть там упоминание о Приклонове. А потом уж и временем этим стал специально интересоваться. Но все рука не поднималась. Не хватало чего-то. А вчера вот заснуть никак не мог, встал да и написал.

— И продолжение будет?

— Теперь, раз начал, будет. Я его сквозь время хочу протащить. И в настоящее, и в будущее.

— А почему их там у тебя три?

— Сам еще не знаю. Но почему-то получилось три.

— А с Главным распорядителем абсолютными фондами все так и оставишь?

— Что значит — оставишь? Я ничего не брал, так и оставлять нечего.

— У вас, писателей, все на заметке. Где-нибудь да и вставишь.

— Возможно. Ручаться не могу.

Да что тут ручаться?! О той истории, которая произошла со мной, я писать не хотел. Противно было. А вот о другой… Я ведь мог, мог выдумать Геннадия Михайловича! Так вот о том, другом Главном распорядителе я действительно хотел написать. У меня уже и сюжет был в голове. Собственно, он начал складываться еще там, в приемной, когда меня привезли на «Волге». Этот рассказ я не чувствовал в виде точки. Он складывался по частям, по следам событий, по отпечаткам событий в моем сознании. Рассказик должен был получиться веселым и безобидным. Я знал, что писать про Главного распорядителя абсолютными фондами реалистический рассказ не стоило. В моих глазах Главный распорядитель был нетипичен.

— Я тебя вот еще о чем хочу спросить, — сказал Афиноген. — В твоем рассказе в нашем времени оказался другой Приклонов?

— Пожалуй, что так, — согласился я.

— Почему, пожалуй? Ты же ведь писал рассказ, тебе и знать! Так тот или не тот?

— Скорее всего не тот.

— Нашего-то Приклонова в кандалы не заковывали?