Владимир Михайлов - Избранные произведения. Том 4

– Но от этого я не чувствую себя плохо. Кстати, о женщинах: если ты убедишься, что о судьбе Лезы ему ничего не известно, можешь намекнуть, что ее умыкнули те же враги и она находится в этой самой резиденции командования флотами.

– Чтобы усилить его желание действовать лично?

– Совершенно верно, именно для этого.

– Ну что же… Видимо, ты не оставляешь мне другого выхода, как согласиться с тобой.

– Вот и хорошо. И разумно. Начинай завтра с самого утра. Времени у нас немного. Постарайся навести разговор на Лезу, ее судьбу. И – намекай, что начало войны нельзя затягивать. Дай ему понять, что у тебя есть надежные сведения: сегодня на планетах еще ничего не подозревают, но пройдет немного дней – и сведения о приготовлениях Ассарта заставят их зашевелиться.

– Он наверняка спросит, откуда у меня такие сведения.

– Мне ли тебя учить сочинительству? Это ведь легче, чем шить лоскутную историю… Ну скажи, что твой друг детства служит в торговом флоте… на космическом трампе, который постоянно бродит от планеты к планете. Недавно он садился на Ассарте, друг навестил тебя и все рассказал. Что пока все спокойно, но уже начинают ходить слухи…

– А если он захочет сам выслушать этого друга?

– Снова в рейсе. И неизвестно где. Трамп – не лайнер.

Магистр встал. Потянулся.

– Великая Рыба, как я устал… Ну что же: спасибо за кофе. Не стану больше отвлекать тебя от творческой работы. Доброй ночи!

Главный Композитор Истории провел гостя до выхода, запер за ним дверь. Медленно вернулся в кабинет, но не стал дальше читать материалы, а, усевшись за стол, задумался.

Мысли шли невеселые. Оказывается, все это была лишь игра. Чья–то непонятная, злая и жестокая игра. Ради нее его и множество других людей заставили много работать. Побудили поверить в красивую идею. А когда люди и идея свою роль сыграли – их смяли и выбросили, как ненужный клочок бумаги.

И все это при его собственном, весьма рьяном участии.

Конечно, если бы он с самого начала понимал, во что ввязывается, то еще очень и очень бы подумал. И, вернее всего, отказался бы. Ну а сейчас – слишком поздно.

Хотя и не с легкой душой будет он держать свое слово.

Значит, история – пустое место. Да и то, если подумать, – это ведь все же чужая история.

А какая – своя?

Этого никто не знает, какой она была на самом деле.

Наверное, если бы поискать как следует – нашлось бы. Прошлое – это клад. Давно и глубоко зарытый. Но от этого не переставший существовать.

Да что сейчас рассуждать об этом.

«Ты становишься воистину исторической личностью, – сказал себе Главный Композитор Истории. – И на самом деле создаешь ее. Только не таким способом, какой потом будут прославлять в поколениях. Напротив – таким, о котором всю жизнь придется молчать – и надеяться, что никто этого никогда не узнает.

Вот так оборачиваются дела. А все эти материалы, в которые вложено неимоверное количество энергии и фантазии – они сейчас стоят меньше, чем бумага, на которой они запечатлены. Их с чистым сердцем можно выкинуть.

Хотя лучше все–таки сохранить для памяти. Для истории.

Кроме того… Пока игра продолжается, они еще понадобятся. Властелин в любой миг может потребовать их на просмотр. Он ведь все еще думает, что именно ради этих разработок будет вестись война.

Скверно на душе.

А может быть, все–таки рискнуть – и…

Нет. Опасно.

А может быть, все–таки…»

Что–то мешало смотреть. Какая–то желтая пелена перед глазами, к тому же медленно вращавшаяся.

Это было странно.

Что – это? Что вообще было?

В затылке ощущалось какое–то неудобство, тяжесть.

Женщина попыталась пошевелить головой. Удалось, при этом тяжесть ощутимо перемещалась, как бы перекатывалась по затылку.

Попробовала сделать шаг. Это почему–то не получилось. Нога не нащупала опоры. Под ней была лишь пустота.

Женщина напряглась и вдруг поняла, что лежит. И на затылок давил жесткий валик.

Почему лежит? На чем? Где? Ни на один из этих вопросов она не находила ответа.

Голова была тяжелой, при движении в ней ощущалась тупая боль. И все же сознание понемногу возвращалось.

Прежде всего ей стало ясно, что она не дома. У нее дома не было ничего такого – желтого и обширного.

Ах да; это был потолок. Нет, у нее дома не было желтых потолков.

Не дома; а где же?

Она попыталась встать. Для этого сперва нужно было сесть. Не сразу, но это получилось. А вот встать оказалось слишком сложно. Ноги не хотели держать ее. Пришлось тут же опять сесть и опереться руками, чтобы снова не растянуться на спине.