Катя билась в судорожных рыданиях.
У Степанова завертелась в голове карусель. Вот тебе и просвещение папуасов! Нет, в старой Европе с ее буржуазным деспотизмом все же лучше! Что теперь делать? Бежать? Невозможно: охраняет стража!..
Убедить! Надо убедить, пока не поздно! Рассеять предрассудок!
Степанов выбежал на площадь. Тотчас его окружила огромная толпа.
— Товарищи папуасы!..
Но они уже лежали на животах. Разве можно в чем-нибудь убедить спины и затылки?
В это время до слуха Степанова донесся странный звук из ближайших кустов. Как будто шипела большая змея. Побуждаемый каким-то инстинктом, Степанов бросился туда…
— Оль райт! Вы бежали ко мне с большой экспрессией лица! — послышался сухой, трескучий голос бритого, худощавого человека, одетого во все белое, с сигарой во рту. — Я не прочь вас проинтервьюировать. Рекомендуюсь: Джонатан Форст, представитель фирмы Вильсон и К°. У нас лучшие в мире кинематографы, сэр!
III
Форст, захватив «лучший в мире» кинематографический аппарат, предложил Степанову посетить его хижину, которая находилась за оградой папуасского храма.
— Вот где я живу уже шестой месяц, сэр! Но американец, сэр, готов на всякие лишения для «дела». Тридцать девять лент из жизни папуасов! Все обычаи и обряды! Я ожидаю лишь возможности закончить сороковую ленту. О, это будет величайшая сенсация в мире, сэр! На моих лентах фирма Вильсон и К° заработает миллион долларов. Папуасы приносят в жертву белого человека и съедают его на праздничном пиру.
Степанов стоял, как оглушенный, ничего не понимая. Трескучие фразы оставались для него без значения. Он только думал о том, что встретил белого, культурного человека, который, конечно, поможет ему спастись от дикарей.
Джонатан Форст достал бутылку виски, два стакана, налил их до краев и сунул Степанову сигару длиною в поларшина.
— Самое трудное в моем деле, сэр, было поладить с дикарями. Они непременно меня бы съели, но боятся кинематографа. Ящик-змея, по их словам. Потом я снял моментальную фотографию с вождя и жреца. Оба пришли в ужас, увидав свои изображения. Умоляли меня снять с них колдовство. Но я держу это средство про запас. Пусть меня боятся. Вот теперь бы дождаться только жертвоприношения. Я устал, сэр, сознаюсь, устал! Но какая слава! Ленты Джонатана Форста! Единственные в мире!
— Но кого же, кого они хотят принести в жертву? — дрожащим голосом спросил Степанов.
Форст вынул изо рта сигару и посмотрел на него, удивленно вытаращив глаза.
— Как кого? Да разумеется, вас, сэр! Этот вопрос уже давно решен на совете старшин. Я снял торжественное прибытие ваше в деревню, митинг папуасов, ваше сватовство, свадебный пир, вы — на охоте, вы купаетесь вместе с женой-папуаской… Через три дня лента будет закончена.
Степанов почувствовал, что от страха у него сейчас разорвется сердце.
— Спасите меня! Дайте возможность бежать! Помогите!
Джонатан Форст долго молчал, пуская кольца табачного дыма.
— Это идея, сэр! Чудная идея! Мне, пожалуй, придется вставить в аппарат лишнюю ленту. Сорок первую! Таинственные приготовления к побегу, ваше бегство, погоня, вас ловят, торжественно ведут в деревню… Превосходно, сэр! Я к вашим услугам! Слово Джонатана Форста!..
Как безумный, Степанов бросился домой. Что-нибудь надо предпринять! Его хижина была полна женщин. Катя сидела посередине и жалобно причитала:
— Белый человек разучился петь во сне! Белый человек разучился долго говорить! Белый человек разучился целовать!
А женщины яростно подтягивали хором:
— Белый человек разучился, он ничего не может, никто не станет есть его дрянного тела!
И когда Степанов хотел пройти к жене, женщины били его, плевали ему в лицо, мазали нечистотами, всячески выражая свое презрение к человеку, которому уже нечего надеяться удостоиться величайшей чести — быть съеденным.
Так умная, преданная Катя спасла Степанова и никто им не препятствовал уйти из деревни. Они достигли английской фактории, сели на пароход и уехали в Россию, где супруги совершенно разошлись в убеждениях: Степанов вступил в Союз русского народа и яростно громил всех инородцев, а папуаска Катя поступила на Бестужевские курсы.
Читать дальше