Катя испугалась; сидеть в казачьей на хлебе и воде ей совсем не улыбалось.
— Я могу ведь внести залог, как другие, Иван Мироныч! — сказала она робко.
— С вас я залога не возьму, потому что вы деньгами не поскупитесь и зададите лататы, ищи потом ветра в поле! Что для вас значит какая-нибудь пятерка или десятка, вы ее за одну ночь заработаете!
Катя вспыхнула и попыталась протестовать.
— Мне ваше нескромное поведение отлично известно! — невозмутимо продолжал урядник. — И я мог бы вам назвать всех мужчин на руднике, с которыми вы были в сношениях. Поэтому для вас одна мера пресечения — под арест.
Катя молчала, удрученная.
Мокрых записал еще что-то, потом посыпал песочком свой протокол, ссыпал лишнее на пол, сложил бумагу в синюю обложку, встал, подошел к девушке и сказал ей тихо:
— А если хочешь, чтобы я переменил гнев на милость, Катенька, приходи сегодня вечерком ко мне чай пить! Побеседуем насчет залога.
— Так вот вы как, Иван Мироныч! — возмутилась Катя. — Вы этого только и добиваетесь от меня. Насильно хотите!
— А китайцам ты разве насилия не делала? За это и должна понести наказание. Но я тебя не насилую, можешь посидеть в казачьей.
Открыл дверь и сказал подручному, сидевшему еще на крылечке:
— Никонов, отведи эту женщину под арест, в темную. Это главная зачинщица.
Катя плакала и уже жалела, что была нелюбезна с урядником.
Когда она очутилась в темной, тесной конурке с голой деревянной скамьей вместо кровати и промозглым запахом, она села на скамью и дала волю слезам.
Закончив допрос и набрав двести пятьдесят три рубля залогов, Иван Миронович со вздохом удовлетворения разоблачился и сел со своим подручным ужинать.
На рабочей улице царило уныние. Допрошенные рабочие передавали друг другу свои впечатления, почесывали головы и рады были бы выпутаться из заварившейся каши, тем более что жены, накануне подзадоривавшие мужей, теперь пилили их за погром.
После ужина Мокрых отправился с докладом о произведенном дознании. О полученных залогах он умолчал, а сообщил, что следственное дело отправит по почте горному исправнику для привлечения рабочих к ответственности за нарушение общественной тишины и спокойствия и устройство скопищем избиения мирных китайцев из мести.
Вернувшись от управляющего, урядник послал подручного в казачью спросить у арестованной Басовой, не желает ли она теперь дополнить свои показания. Катя, просидевшая больше двух часов в темноте, голодная, изъеденная клопами и блохами, выразила согласие. Когда она очутилась в светлой комнате урядника, где на столе кипел самовар, стояли два стакана, аппетитные булочки, вазочка с вареньем и графинчик с коньяком, она вздохнула облегченно. Допрос не должен был быть утомительным. Впрочем, до известной степени она ошиблась. Мокрых, отпустив казака, допрашивал Катю так долго, что оставил ее потом у себя ночевать.
Ввиду сокращения рабочих на руднике до двадцати человек, пребывание урядника на стану становилось излишним: достаточно было одного казака. Поэтому Мокрых со дня на день ждал приказа о своем возвращении в Акшу в казачью сотню. Залоговые деньги он собирал с рабочих с целью присвоить их себе. Через своего подручного он на следующий же день после допроса пустил слух, что пока суд да дело придется обвиняемым прожить на руднике два-три месяца, если не больше. Когда этот слух распространился и взволновал рабочих, тот же подручный как бы от себя давал каждому порознь добрый совет: уезжать потихоньку, плюнув на оставленный залог. На вопрос, а не притянут ли потом по этапу, подручный уверял, что залоговыми деньгами замажут рот китайцам, и те возьмут свою жалобу назад.
Слух и добрый совет возымели прекрасное действие, и каждое утро чуть свет выезжало несколько семей; все наличные лошади были заняты и работали почти без отдыха; даже из соседних станиц приезжали на помощь казаки, чтобы увозить желающих скрыться.
Приняв окончательно все дело от управляющего, Василий Михайлович прежде всего занялся тщательным исследованием старых работ. Большая часть их велась до его поступления на рудник. Хотя за время службы на руднике он ознакомился с ними довольно хорошо, но теперь ему надо было подробно изучить трещину сброса с самого верха до низу, чтобы выяснить себе точно, где искать потерянную часть жилы.
Захватив нескольких рабочих, Бубнов отправился в самые верхи старых работ, где давно уже никто не бывал, потому что выработки сильно заплыли льдом. Верхний штрек со стороны подъемов пришлось очищать от льда в течение нескольких часов; пробив узкий ход через ледяную стену, штейгер с рабочими пролезли в выработки. Здесь льду было меньше, но все-таки крепь скрывалась под ним, и приходилось идти согнувшись. Бубнов шел впереди, освещая путь. Перед самой трещиной сброса, влево шел короткий квершлаг, которым когда-то намеревались исследовать трещину, но потом, увлекшись другими работами, его оставили и совсем о нем забыли. Квершлаг не был закреплен, но забой, потолок, стены и почва покрылись слоем льда, превратившим выработку в настоящий ледяной грот со сталактитами. Штейгер давно уже решил, что этот квершлаг нужно продолжать, и вел рабочих именно сюда, чтобы его очистить.
Читать дальше