Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

— Простите, я что-то не помню, что давал вам такое обещание! — заявил Грошев не особенно любезным тоном.

— Я не помню, кто именно обещал, вы или Яков Григорьевич, но твердо помню самый факт, — возразила молодая женщина с милой улыбкой.

— Это было очень легкомысленное обещание! — не сдавался инженер. — Там ходить и трудно, и опасно, особенно для неопытных.

— Но зато там можно увидеть настоящую прелесть подземного мира. Так говорит штейгер.

— Прошлый раз вы, кажется, не особенно были очарованы этими прелестями? — вмешалась Лидия Николаевна.

— С чего вы взяли, милая? Я, конечно, устала, но мне очень, очень понравилось. И на обратном пути я высказала это Якову Григорьевичу, не правда ли?

— О, да, вы были в восторге! — подтвердил англичанин.

— А где будет слишком опасно, я не полезу и подожду вас поблизости.

Эксперты отправились к себе переодеться, а управляющий и штейгер перешли в кабинет поговорить по делу.Ж енщины остались одни в столовой.

— Я удивляюсь вам, Марина Львовна, — сказала Лидия Николаевна, — как вы напрашиваетесь в попутчицы к людям, которым это совершенно неудобно. Ведь Борк только из любезности не протестовал против вашего участия.

— А я удивляюсь вам, Лидия Николаевна, — насмешливо возразила гостья, — как вы совершенно не понимаете, что за экспертами нужно ухаживать не только за обедами, ужинами и чаями, но и в промежутках, пользуясь для этого всевозможными случаями.

— Но ведь в руднике вы будете отвлекать их от дела своим ухаживаньем.

— Я опять удивляюсь вам, Лидия Николаевна! Этим замечанием вы прямо показали, что совершенно не в курсе дела.

— То есть как это? — обиделась хозяйка.

— А так, что чем больше я буду мешать экспертам делать их дело, тем лучше это будет для нашего общего дела — продажи рудника.

— Вы хотите, следовательно, мешать им узнать истинное состояние рудника?

— Вот именно!

— Но ведь это же обман, мошенничество!

— Как вы резко выражаетесь! Я никого не обманываю, я только отвлекаю своей особой внимание экспертов от чересчур глубокого проникновения в крепи, забои, жилу, содержание золота.

— Все-таки это нехорошо, некрасиво! Я бы не могла так делать.

— Да вы лучше у своего отца спросите, какие меры он принимает, чтобы втереть экспертам очки!

— Что вы говорите, Марина Львовна? — вспыхнула хозяйка. — Папа втирает очки!

— И сам, и через других, все этим понемногу занимаемся, только вы ничего не знаете!

В это время управляющий и штейгер вернулись в столовую и тем положили конец разговору, принявшему столь неожиданный и столь неприятный для хозяйки оборот. Лидия Николаевна не захотела расспрашивать отца в присутствии посторонних.

У крыльца послышались переливы колокольчиков; все вышли на крыльцо, расселись по экипажам и поехали на рудник.

В старые работы всего удобнее было попадать через Мокрую штольню, в которую пытался проникнуть Кузьмин в ту злополучную ночь. Он предупредил штейгера, что штольня сильно заплыла льдом, почему Василий Михайлович взял из конторы двух рабочих с кайлами и топорами; они же несли мешки для проб.

Штольня зияла своей черной глубокой пастью на беленом склоне горы; из нее тянуло холодом и запахом сырости и плесени. Марина Львовна вздрогнула и спросила у штейгера, давно ли он был в штольне.

— С месяц тому назад, — ответил Василий Михайлович. — Пройти можно было хорошо, только в одном месте пришлось сильно согнуться, лед наплыл.

— Может быть, и на животе придется ползти? — не без ехидства по адресу Пузиковой сказал Грошев.

— Кто знает, мне Кузьмин сказал, что лед сильно нарос. Но у нас с собой инструмент, пробьемся.

— Слышите, Марина Львовна? — обратился инженер к Пузиковой. — Не лучше ли вам вернуться, пока не поздно? Ползать на животе для дамы не особенно приятное занятие.

— А я, может быть, люблю ползать, почем вы знаете? — отпарировала молодая женщина. — И во всяком случае, я пролезу там, где вы застрянете, не правда ли, Яков Григорьевич?

— О да, о да, без сомнения! — засмеялся Борк, сравнивая тонкую грациозную фигуру Пузиковой с довольно массивным телом несколько ожиревшего инженера.

— Дело не в толщине, а в мускульной силе! — возразил Грошев. — Но мне все равно, ваше дело.

Он быстро зашагал в глубь штольни вслед за Василием Михайловичем и рабочими.

По мере движения вперед в штольне становилось все холоднее и холоднее, и на столбах крепи заблистал иней; вскоре слой его сделался настолько толстым, что вся крепь покрылась как будто изморозью; ледяные пластиночки отражали пламя свечей, и мелкие искры бриллиантами засверкали со всех сторон. Топот ног гулко отдавался на мерзлой почве, а голоса шедших впереди словно исходили из бочки.