Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

— Теперь ваша очередь, позвольте и вас протолкнуть в этот ледяной туннель, — обратился к ней Борк.

При этих словах Грошев, отдувавшийся по ту сторону отверстия, отпустил вполголоса какое-то замечание, вероятно нецензурное, потому что штейгер и рабочие захихикали.

— Благодарю вас, Яков Григорьевич! Я проберусь и без посторонней помощи, — сказала молодая женщина, вспыхнув.

Быстро растянувшись на льду, она скользнула в ледяную дыру, словно змея, так что англичанин не успел даже схватить ее за ноги, чтобы помочь.

Когда все очутились на другой стороне, шествие возобновилось в прежнем порядке, но маленькое приключение служило еще темой для шуток.

Ледяная галерея быстро расширялась, и вскоре лед отодвинулся на крепи, потом спрятался в их промежутках и, наконец, совершенно исчез. Стало теплее, понемногу исчез даже иней. Штольня кончилась.

— Вот и старые работы начинаются! — заявил Василий Михайлович. — Пожалуйте сюда!

Он повернул направо по штреку, шедшему в обе стороны от штольни, и указал на черневшее вверху отверстие, к которому вела крутая лестница.

Начался утомительный подъем на тридцать метров вверх по жиле; этот промежуток между верхним и средним этажами был разбит на десять горизонтов неодинаковой высоты. Лестницы не было, и часто приходилось сильно тянуться с верхней ступени до люка, совершая гимнастические упражнения.

В обе стороны от лестницы тянулись старые выработки — узкие ходы по жиле, масса которой давно уже была вынута и истолчена на фабрике. Оставшаяся пустота частью была заполнена пустой породой — обломками камня из боков жилы вперемежку с обрезками крепи.

Поднимаясь с лестницы на лестницу, пролезая через люки, помогая друг другу в неудобных местах, шли понемногу вверх. Всего труднее приходилось грузному Грошеву в тесных люках и Пузиковой в тех случаях, когда лестница была слишком коротка; ее приходилось или подсаживать снизу, или вытягивать сверху. Первое исполнял Борк, шедший сзади, и ему доставляло большое удовольствие брать молодую женщину за ноги, форма и теплота которых чувствовались сквозь материю шаровар.

Наконец достигли верхнего этажного штрека, который не был заложен пустой породой, потому что служил в свое время для откатки руды. По нему штейгер повернул вправо, чтобы показать экспертам то место, где жила внезапно кончалась, обрезанная трещиной сброса. Это место находилось в ста метрах от подъема.

По штреку сначала было просторно и чисто, но потом началось пространство, где сильно «давило», где каменные массы, оставшиеся над пустотой, после выемки жилы, постепенно оседали от своей тяжести и с страшной силой нажимали. Крепь была здесь усилена толстыми бревнами, проложенными вдоль по штреку под крепью потолка и покоившимися на столбах; но и они помогли только на время, и местами пришлось поставить второй ряд таких «подхватов »; поэтому просвет штрека настолько сузился, что оставался проход только для одного человека, которому приходилось протискиваться между столбами.

Под давлением каменных масс крепь гнулась и ломалась; горизонтальные бревна-огнива и подхваты местами были расплющены в лепешку в промежутке между камнем и верхним концом стойки или были надломлены в середине, точно спички, и выперлись в штрек, образуя над головой колючие, занозистые выступы. Стойки-столбы, поддерживавшие огнива и подхваты, также поддавались под тяжестью; одни были расколоты вдоль, и обе половины выгнуты дугой в разные стороны, другие были надломлены и выпирались коленом в штрек. Протискиваясь между крепью, приходилось смотреть в оба, чтобы не наткнуться лицом на острые щепки, торчавшие то тут, то там из поломанных бревен. Так и казалось при взгляде на эти толстые подпорки, изломанные и исковерканные, что вот-вот они сломаются окончательно, и каменные массы, нависшие над головой, рухнут вниз и раздавят пробирающегося по штреку человека, как давит комара захлопываемая тяжелая книга.

Жуткое впечатление усиливалось тем, что из-за поломанной крепи струилась и капала повсюду вода; благодаря обилию влаги, дерево крепей повсюду было покрыто грязно-белыми полужидкими массами какой-то особенной подземной плесени. Пробиваясь по этому штреку, дни которого, несомненно, были уже сочтены, все примолкли, охваченные жутью и занятые преодолеванием препятствий. Слышны были дыхание людей, плеск воды под их ногами, треск свечей, в которые то и дело попадали брызги с крепей; пламя часто тухло, и приходилось поворачиваться к своему соседу, шедшему сзади, чтобы разжечь свечу.