Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

Опускавшаяся нога не встретила почвы.

Со вздохом облегчения маркшейдер наклонился и рукой нащупал неширокое, в квадратный аршин, отверстие, а в нем два конца лестницы.

— Ну, слава 6oгy! Хоть вниз выход есть, и от экспертов можно удрать туда!

— Но, значит, это действительно третий горизонт. Почему же нет выхода наверх? Не завалил же его проклятый китаец!

— Ах, я дурак, дурак недогадливый! — вскрикнул вдруг Кузьмин, топнув ногой. — Завалить-то он его не завалил, а лестницу, подлец, спер, чтобы я не мог его догнать!

Маркшейдер схватил за оба конца найденную лестницу, вытащил ее наверх и пошел опять отмеривать шаги до восемьдесят второго. Здесь остановился и начал шарить лестницей по потолку у левой крепи, чтобы наткнуться на отверстие.

О, радость, люк нашелся и ничем не был завален!

Приставив лестницу, Кузьмин быстро полез вверх и очутился на втором горизонте.

— Ну, слава богу, дело пошло на лад! — вздохнул он. — Теперь дай бог памяти, где подъем со второго на первый! Да, двадцать два шага отсюда назад.

Он пошел по штреку, но в нескольких шагах от люка наткнулся на какую-то преграду, пребольно ударил себе колено и чуть не полетел. Ощупав рукой препятствие, он убедился, что это — лестница, положенная поперек штрека, очевидно, та самая, которую похитил бежавший китаец.

«Ну, и отплачу же я этому сукину сыну! — проскрипел Кузьмин, потирая колено. — Всю казарму переверну, а его найду. Посадит он у меня в казачьей за такие штуки, а потом в шею с рудника!»

Теперь маркшейдер благополучно дошел до следующей лестницы, поднялся на первый горизонт, затем на главный штрек и совершил остальное длинное путешествие по гезенкам, штрекам и штольне. В темноте на это понадобилось вдвое больше времени, чем при свете: приходилось подвигаться ощупью и все время считать шаги.

Но вот, за последним поворотом, впереди забелело устье штольни, и Кузьмин с восторгом приветствовал первые проблески дневного света. Часы показали четверть четвертого, и уже начинало светать. Маркшейдер провел в руднике всю ночь, а в полном мраке почти четыре часа.

Выйдя из штольни и заперев ее на замок, маркшейдер полез по склону наверх к устью Мокрой, где накануне оставил свою охотничью сумку с куропатками. Домой он хотел идти прежним путем по лесу, опасаясь встретить на большой дороге кого-нибудь из рабочих. Уже быстро светало. По небу плыли мелкие серые облака, которые на востоке слегка порозовели. Ветерок порывами проносился по горам и шумел в мелколесье. Было довольно свежо, но после подземного холода Кузьмину казалось совершенно тепло, он распахнул куртку и жадно вдыхал чистый воздух, взбираясь по склону.

Сумка с дичью оказалась на месте за решеткой штольни. Маркшейдер вытащил ее и присел на кучу камней, чтобы отдохнуть после многочасового хождения. Здесь он чувствовал себя уже в полной безопасности.

Отдохнув полчаса, он полез выше, перевалил через гриву и опустился в верховье небольшой долины, где знал место выхода маленького ключа. Здесь он почистил свою одежду, помыл лицо и руки, напился чистой, холодной воды, жадно глотая ее пересохшими губами прямо из ямки в дерне. Освежившись, быстро шагал вперед, чтобы добраться до стана, пока не поднялся еще народ. Когда первые лучи солнца позолотили вершины гор, он был уже у своего дома, не встретив никого. Через окно он влез в свою комнату, быстро разделся и завалился спать.

В это же утро Борк и Грошев, захватив с собой своего служителя Матвея, отправились в рудник в сопровождении штейгера. Они взяли ряд проб, частью из забоев, подсоленных Кузьминым, частью из тех, которые он не успел посетить из-за столкновения с китайцем, частью же из таких, которые были не слишком бедны сами по себе. Но Василий Михайлович решил, что сравнительно с подсоленными эти последние могут показаться слишком бедными и возбудят подозрение экспертов. Поэтому он приготовил себе накануне десяток набивных папирос, в которые к табаку было подсыпано очень мелкое золото.

Подойдя к забою, из которого надлежало брать пробу, эксперты расстилали на земле у его подножия большую холстину и затем собственноручно посредством молотка и зубила выбивали из жилы кварц или желобком поперек нее в одном месте, или ямками в разных местах. Весь выбитый кварц падал на холстину, откуда Матвей ссыпал его в отдельный мешочек, получавший определенный номер для пробы. В записной книжке отмечалось, из какого забоя этот номер взят. При этой операции штейгер светил работавшим экспертам, а если данный забой требовал, по его мнению, улучшения, он закуривал папиросу и пепел с нее старательно ронял на холстину, в кучу выбитого