Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

Борку оставалось только поблагодарить. На обратном пути Пузикова вывела своих спутников через лес прямо к главному заводу и показала здесь еще одну полузаросшую дорогу, шедшую по более густому лесу вдоль левого склона долины.

— Эта дорожка для любителей уединения, — сказала молодая женщина, многозначительно взглянув на Борка. — Она очень близка от стана, но совершенно не видна с него, и я часто гуляю здесь, когда мне хочется подышать свежим воздухом.

Лидия Николаевна удивлялась познаниям, которых она совсем не предполагала в жене химика. Она, конечно, не могла знать, что с местностью Пузикова так хорошо познакомилась только накануне, гуляя с дочерьми станового, выросшими на руднике и действительно отлично изучившими его окрестности.

За обедом на следующий день Фернер заявил обоим экспертам, что новая лаборатория уже почти готова. Николай Константинович немедленно сделал вывод, что теперь должно начаться взятие проб из разных забоев рудника. Поэтому управляющий после обеда улучил минуту, чтобы разослать записки. Маркшейдеру он писал:

«Действуйте сегодня же. Н. Р.».

Штейгеру:

«Распорядитесь прекратить на предстоящую ночь всякие работы в руднике. Н. Р.».

Под вечер этого дня маркшейдер Кузьмин вышел из дома с охотничьей сумкой и двустволкой. Насвистывая мотив какой-то незамысловатой песенки, он прошел мимо конторы и фабрики, направляясь в лес, выше стана, очевидно на охоту. Вскоре оттуда раздался выстрел, потом другой, а следующие были слышны уже гораздо дальше.

Когда солнце скрылось за горой, Кузьмин повернул в верховьях долины на запад и начал подниматься по мелколесью на гору. Он шел не торопясь, часто останавливался, перекладывал сетку с настрелянными куропатками с одного плеча на другое и вообще совсем не производил впечатления человека, желающего до наступления ночи вернуться домой. Поднимаясь все выше, он выбрался на гриву водораздела и присел на пень отдохнуть, покурить и полюбоваться видом на верховья двух долин, расстилавшихся у его ног. Отдохнувши, он встал и пошел потихоньку по гриве, но не к стану, а к руднику.

Начало уже смеркаться, когда Кузьмин очутился на плече рудничной горы возле отвалов старых разведочных шахт. Внизу видна была площадка у устья Павловской штольни, из которой еще выходили запоздавшие рабочие; серели конторка и отвалы. Спрятавшись за березкой, маркшейдер выждал, пока последний рабочий не скрылся из вида, и затем медленно начал спускаться к устью Мокрой штольни, ведшей в старые работы; он старался, чтобы у него из-под ног не скатывались камни и не выдали его присутствия. Его одежда была грязно-зеленого цвета и на зеленом фоне горы совершенно не выделялась в сгустившихся сумерках. На небе уже загорались звезды; легкий ветерок проносился по гривам гор и шумел в березках, осинах и лиственницах.

Спустившись к устью штольни, Кузьмин отпер замок, открыл решетчатую дверь, стараясь, чтобы ржавые петли не скрипели, вошел и закрыл дверь, а замок с ключом засунул за крепь. В штольне было уже совершенно темно, но зажженный огонек мог бы обратить на себя внимание нарядчика, жившего в конторке, или сторожа на отвале. Поэтому маркшейдер зажег свечу, лишь пройдя шагов сто.

Мокрая штольня была заброшена лет десять, с тех пор, как работы в руднике ушли глубже и к ним была проведена Павловская штольня от подножия склона. Мокрой пользовались очень редко, когда нужно было попасть в старые работы по верхней части жилы; чтобы хищники не могли пробраться по ней в рудник, ее постоянно держали на запоре, но ради вентиляции дверь была решетчатая.

Засветив огонь, Кузьмин пошел быстрым шагом по неровной почве штольни, с которой рельсы и шпалы давно были сняты; вслед за ним по стенам и потолку ползла, качаясь, его длинная тень. Шаги гулко отдавались в совершенно пустой галерее среди абсолютной тишины подземного мира. Но полное одиночество не смущало маркшейдера: он привык часто бывать по целым часам один в руднике.

Вскоре на крепи показался лед и почва стала мерзлой; постепенно ледяная кора делалась толще, суживая галерею все больше и больше. Кузьмину пришлось нагнуться, а затем даже ползти на четвереньках; ему очень мешало ружье, однако он не оставил его у устья штольни, а почему-то тащил с собой.

Но вот галерея впереди настолько сузилась, что пролезть в свободное пространство могла разве только кошка.

Кузьмин присел на корточки, закурил трубку и, пуская клубы дыма вокруг себя, проговорил: