Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

С другой стороны площади, ближе к речке, тянулись казармы для холостых рабочих, большинство которых составляли китайцы; только одна казарма была отведена для русских, да и та часто наполовину пустовала. Возле казарм было гораздо тише и чище, чем на рабочей улице; здесь не было ни телят, ни ребят и гораздо меньше отбросов. Возле китайских казарм по вечерам можно было видеть отдыхающих желтокожих. Сидя на корточках вдоль стены или кружком, они курили свои длинные трубочки и оживленно разговаривали на непонятном гортанном языке, дополняя слова жестами небольших мозолистых рук. Их костюм был смешанный: у одних — матерчатые синие туфли на толстой подошве и ватные чулки, у других — мягкие сибирские чирки или стоптанные русские сапоги; рядом с синей ватной кофтой с длинными рукавами можно было видеть вылинявшую ситцевую рубашку. Только шапочки у всех были китайские; у более франтоватых, не работавших под землей,— маленькие черные ермолки с красной шишкой, у других — серые войлочные колпаки с наушниками, подогнутыми внутрь или безобразно торчавшими по бокам.

Между русскими и китайцами существовала затаенная вражда. Китайцы работали дешевле, никогда не пьянствовали, праздновали только один-два дня в месяц, и в конце концов их менее напряженный труд оказывался для хозяина выгоднее, чем труд русских рабочих. Последние были заняты по преимуществу на более ответственных работах — у машин, на фабрике, при амбарах, в конторе; большинство же забойщиков и откатчиков в подземных выработках были китайцы.

Из семейных русских многие были только старателями, то есть на свой риск и страх добывали рассыпное золото. Свою добычу они сдавали в контору по определенной цене, а из амбаров получали по таксе припасы и инструменты. Управление рудника зарабатывало с них главным образом на припасах и особенно на спирте, так как за золото им приходилось платить почти нормальную цену, чтобы не было искушения продавать его на сторону. Часть китайцев также была старателями, но работала отдельно от русских.

Взаимная вражда между китайцами и русскими изредка разряжалась погромом. Если осенью при расчете оказывалось, что китайцы заработали больше, или если на зимние работы несколько мест, занятых русскими, замещались китайцами, подгулявшая толпа иногда устраивала потасовку: китайцев били, рвали им платье, ломали инструменты. Китайцы убегали из стана в лес, и этим все дело кончалось, так как бить стекла и ломать нары и двери в китайских казармах управление не позволяло. Если во время погрома случалось увечье или убийство, то китайцы, наученные горьким опытом, не ждали защиты от русской юстиции. Они расправлялись с обидчиками сами: обыкновенно спустя некоторое время где-нибудь в лесу или в старом разрезе обнаруживалось мертвое тело убийцы-погромщика.

За площадью улица продолжалась в том же направлении, но имела несколько иной характер; ее составляли дома служащих, контора и невзрачная церковь, почти скрывавшаяся среди елей и берез на углу площади.

Холостые служащие жили по несколько в одном доме, семейные занимали, смотря по своему положению, целый дом или половину его. Нагорную сторону Конторской улицы составляли три длинных дома, разделенные садами и отличавшиеся более солидной постройкой. Сначала тянулся дом рудничной конторы, выходивший узкой стороной на площадь, а длинной — на улицу против церкви; с каждой стороны было по крутому крыльцу и несколько столбов для привязывания лошадей. Второй дом такого же типа вмещал больницу и приемный покой, а третий — квартиру управляющего и посетительскую, то есть комнаты, назначенные для приезжавших на рудник окружного инженера, горного исправника, акцизного, доктора, священника из Кыринского караула, обслуживавшего и рудничную церковь, и т.п.

За домом управляющего улица выходила на дровяную площадь, где зимой стояли поленницы дров для фабрики, конторы и домов, а к началу лета оставались только щепье и мусор. Между этой площадью и речкой располагалось двухэтажное здание фабрики, где измельчалась и промывалась руда для извлечения золота; фабричные отбросы — эфеля и ила — красовались беспорядочными грудами на берегу речки и время от времени перерабатывались еще на иловом заводе. Этот завод находился на краю леса на другом берегу речки, подальше от жилья, так как во время работы на нем получались ядовитые газы.

За фабрикой, которая ритмическим дыханием паровой машины и гулом тяжелых бегунов оживляла весь стан, начинался уже сплошной лес, сильно порубленный, и мелкий березняк. Здесь и было единственное место для прогулок жен и детей служащих.