Было ясно, что дело в таком виде долго не протянется: еще пять-шесть лет, и все начнет рушиться и валиться; придется остановить изношенные машины, закрыть подземные работы из-за постоянных обвалов. Но все надеялись, что вот-вот найдется опять богатое золото, и тогда будут деньги на все. Только этой надеждой «Убогий» рудник и жил из года в год, вот уже лет восемь.
Николай Константинович озабоченно почесал наморщенный лоб, спрятал письмо в карман, наполнил портсигар папиросами и через спальню, примыкавшую к кабинету, прошел в столовую, где у окна сидела его дочь и читала книжку. На столе шипел самовар.
Репиков лет семь вдовствовал, и хозяйство его вела единственная дочь, кончившая гимназию в Чите и порывавшаяся на высшие курсы, но пока вынужденная жить на руднике, потому что отец из года в год просил ее отложить поездку, ссылаясь на свое одиночество и отсутствие денег.
— Вот найдем богатое золото, дело поправится, мне прибавят жалованья и дадут отпуск на полгода, тогда мы поедем вместе,— говаривал он.
Но богатое золото все не находилось, год проходил за годом, и недавно Лидии минуло уже двадцать три.
— Как ты сегодня долго, папочка! Что-нибудь неприятное получил с нарочными? — спросила девушка, взглянув на озабоченное лицо отца.
— Да, хозяин решил продать рудник, а если это не удастся, то осенью закрыть его,— ответил Репиков, принимая от дочери стакан чаю.— Только ты никому не говори,— спохватился он.— Это известие пока секретное.
— А если рудник закроется, ты, значит, лишишься места? — спросила Лида.
— Конечно, останусь на бобах! И скоро ли найду другую службу? В мои годы это не так-то легко, особенно теперь, когда ищут управляющих ученых, инженеров...
Николай Константинович не имел никакого образования, а выслужился из конторских мальчиков. Он прошел все должности приисковой службы, был и конторщиком, и табельщиком, и материальным, и смотрителем разреза, и становым и, наконец, достиг места управляющего на «Убогом» руднике, хотя о ведении подземных горных работ имел очень смутное представление. С тех пор как его дочь подросла, он постоянно прибегал к ее помощи для исправления орфографии и стиля в своей служебной переписке.
Лида вздохнула: опять ее поступление на курсы отодвигалось в неизвестное будущее. Чтобы не дать отцу заметить слезы, навертывавшиеся на ее глазах, она быстро встала и взяла тарелку с пирожками, промолвив:
— Пирожки остыли, я сейчас принесу тебе горячих.
Вернувшись с полной тарелкой свежих, дымившихся пирожков, девушка сказала:
— На кухне ждет нарочный и спрашивает, будет ли ответ.
— Нет, милая, скажи, что ответ пошлю с очередным почтарем.
Окончив завтрак, Репиков решил созвать старших служащих и посвятить их в дело; без их деятельной помощи нельзя было бы провести меры, необходимые для того, чтобы показать экспертам плохое дело в хорошем виде. Обещанная награда — с одной стороны, перспектива увольнения — с другой заставят их постараться.
Николай Константинович вытребовал к себе конторского сторожа и послал его с короткими записками к штейгеру, становому и химику, приглашая их немедленно по экстренному делу.
От ближайшей казачьей станицы Мангут до «Убогого » рудника считалось больше тридцати верст. Дорога пролегала сначала по широкой, приветливой долине реки Онона, окаймленной слева лесистыми горами, расположенными уже в пределах Монголии, а справа — степными отрогами Яблонового хребта. У подножия этих отрогов дорога пересекала холмы, их оконечности и затем врезывалась все глубже в горы, идя вверх по долине речки Хамары по почти безлюдной местности. Только кое-где в устьях боковых долин (падей) попадались отдельные бурятские юрты.
Вокруг них по степи паслись небольшие стада баранов, рогатого скота и лошадей. Покой сонных степей изредка нарушался стуком копыт одинокого всадника, мычанием скота или заунывной песнью, доносившейся из юрты.
Верст за десять до рудника горы, окаймлявшие долину Хамары, становились выше и склоны их делались круче; на дне появлялись березовые рощицы и вместе с тем признаки золотопромышленных работ: старые разрезы в виде широких канав, из которых были добыты золотоносные пески. Борта разрезов, впрочем, уже осыпались и заросли травой и кустами, а дно нередко было затоплено водой. На этих искусственных озерках можно было иногда вспугнуть пару диких уток или красно-белых турпанов; вспугнутые турпаны долго носились взад и вперед по долине, оглашая воздух своим пронзительным криком, напоминающим карканье ворон.
Читать дальше