Газеты печатали восторженные статьи о русской Калифорнии, обнаруженной в диких горах Яблонового хребта. Сам Мишурин и другие золотопромышленники поспешили занять своими заявками всю окрестность и соседние долины. Несколько лет сряду казенный отводчик отмеривал и отводил площади под рудники и прииски с громкими именами: «Миллионный», «Богатый», «Клад», «Золотой сундук», «Драгоценный», «Обещающий», «Желанный» и т.п. Счастливый владелец рудника «Убогого» прогремел на всю Сибирь своими кутежами и безумными тратами денег.
Был конец мая 1908 года, лучшее время года в этой местности. Горы оделись от макушки до подола свежей, сочной зеленью, и аромат молодых листьев березы смешивался со смолистым запахом нежных, мягких игл лиственницы. Осина стояла еще в зеленобуром наряде не вполне развернувшейся листвы, а в более затененных местах покачивала только красными сережками своих цветов. Волнистый ковер молодой зелени рощиц и перелесков чередовался яркими пятнами с темно-розовыми полосами, заросшими кустарником уже отцветавшего багульника, даурского рододендрона. Отдельные розовые мазки местами прорывались среди зелени перелесков.
Погода стояла сухая и теплая; природа зеленела, цвела и ликовала под яркими лучами весеннего солнца. В это время года и людям на руднике «Убогом» жилось лучше и дышалось легче. Весенний воздух и надежды на то, что наступающим летом будет открыто богатое золото, туманили головы и заставляли усиленно биться сердца.
Было утро Духова дня; все работы на руднике вторые сутки стояли. Возле амбаров и конторы было совершенно тихо и безлюдно, в домах служащих жизнь только что просыпалась, а с рабочей улицы уже доносились резкие звуки гармоники и пьяное пение.
Около фабрики, где главная улица поселка переходила в дорогу к горам, по мелкому камню громко застучали лошадиные подковы, и показался всадник — бурят, скакавший курцгалопом. Он был одет в синий ватный халат китайского покроя; длинные рукава, постепенно суживаясь, скрывали руки. Ноги всадника, обутые в неуклюжие монгольские сапоги с загнутыми вверх носками и маленькими, острыми каблучками, били по бокам лошади в такт ее скока. Из-под жесткой черной китайской поярковой шляпы с поднятыми вверх полями и красной шелковой кистью выбивалась косичка и несколько прядей грубых черных волос. Быстрая езда не отразилась на буряте; его смуглое лицо с выдающимися скулами и узкими глазками оставалось совершенно бесстрастным и невозмутимым. Толстая нагайка, висевшая из правого рукава халата, по временам поднималась и слегка, больше для видимости, ударяла по крупу низкорослой, но крепкой пегашки.
Подскакав к большому дому, стоявшему в самом начале улицы, наискосок от фабрики, и круто осадив лошадь, бурят ловко, несмотря на длинный халат, соскочил с седла. Сдернув узду через голову пегашки, он привязал ее к столбу у крыльца. Подвернув полы халата и засунув их за пояс, чтобы не оступиться на крутой лестнице, бурят поднялся тяжелыми шагами на крыльцо, с усилием открыл массивную дверь и прошел в квартиру управляющего рудником.
Управляющий Николай Константинович Репиков, высокий и плотный мужчина с большой лысиной, широкоскулым красным лицом и длинными, седыми баками, которыми очень гордился, сидел за письменным столом и набивал себе дневной запас папирос. На стене, как раз за его спиной, красовалось чучело большой совы с полураскрытыми крыльями. Посетителю, входившему из сеней в кабинет, на первый взгляд казалось, что птица сидит прямо на голове управляющего. Служащие рудника острили: Репиков нарочно укрепил сову так, чтобы все видели, как эмблема мудрости постоянно витает над его головой.
Управляющий недавно встал и занялся папиросами в ожидании чая с горячими мясными пирожками — традиционной «прикуской», принятой на сибирских приисках если не ежедневно, то, во всяком случае, по четвергам, воскресеньям и праздникам. По случаю праздничного дня и чудной весенней погоды Репиков был в отличном настроении, улыбка блуждала на его толстых губах, пальцы проворно работали палочкой и ватой, так что кучка готового курева быстро росла.
— Здраст, Миколай Кискинтинович! — промолвил бурят, вваливаясь в комнату и снимая шляпу.
— А, Хамигадай, здравствуй! — кивнул управляющий, не прерывая своего занятия.— По какому делу приехал к нам?
— Нарочным прибежал! Твоя доверенный посылал, шибко понадобись, говорит, письмо Миколаю Кискинтиновичу вези.
Читать дальше