Глеб Селезнев - Машина судьбы. Рассказы

– Уверен, Доу, – болезненно скривив губы, ответил Баграх.

– На этот раз ты не станешь нарушать правила? – без всякой надежды спросил Доу-Дорк.

– Дело не только в правилах. Хотя, если бы было только и в них, всё равно рано или поздно все советы узнали бы о существовании разумной деятельности на этой планете – она не долго ещё будет оставаться без внимания учёных. Но больше я боюсь за тебя. Да и вообще разум, негуманоидный, вовсе не этологический с нашей точки… ты же сам понимаешь.

– Я понимаю…

Пусто тогда стало у Итайва на душе. Он ещё, помнится, испугался, что Доу-Дорк умрёт в скором времени, возможно даже в полёте, – арволи единственные известные существа, умеющие умирать по собственному желанию. Но эта мысль, выдавленная всепоглощающими чувствами скорби и жалости, причём жалости больше к капитану, не задерживалась в голове. Ни одной мысли тогда вообще ни стало.

Старый арволь не умер ни в полёте, ни после него, он ушёл из жизни лишь сразу после того, как не стало прославленного капитана, но это Итайв узнал уже много лет спустя.

– Мощность векторного усилителя – тридцать процентов. Усиление – двенадцать долей на секунду, – голос Баграха был обыкновенным, громоподобным, но всё же другим.

– Я уже сделал, – ответил штурман.

– Ну взлетай, чего ждёшь.

Итайв чёткими движениями привёл в действие все механизмы и повернул рукоятку последнего тумблера. Слабый толчок пола ознаменовал начало плавного взлёта. Теперь можно было слегка расслабиться – взлёт производился автоматически. Итайв невольно обернулся к дальнему углу рубки и убедился, что в каюте нет никого кроме них двоих.

2010 г.

Когда-то давно, у самой начальной грани того отрезка времени, что охватывала Её память, Ей всё казалось сырым, холодным и невыносимо пустым. Вокруг с треском крошились горы, из разломов их мёртвых боков, словно кровь из ран, хлестал жидкий светящийся камень, а почти вся влага в те времена была взвешена в воздух. Неизвестно зачем дарёная Ей плоскость была окрашена в красно-чёрный контраст. Но Она не воспринимала ни температуру, ни силы стихий по отношению к себе – не смотря на жар пылающей материи, тени окружающего казались пасмурными и нереальными. Бессмысленными.

Ничего вокруг не могло заинтересовать или взволновать Её: всё, что могла охватить Её сущность, было безнадёжным и ненужным. Она не помнила того момента, когда поняла это, но, учитывая особенности Её мышления, должно быть, случилось это достаточно скоро после рождения. С тех пор Она существовала в непрерывной прострации, генерировало которую осознание своей беспомощности и никчёмности всего . Все мысли Её были обречены сводиться лишь к данному факту, но Она не в силах была остановить их ход – перестав манипулировать информацией хоть на мгновение, Она, будучи самой сутью Силы Мысли, перестала бы существовать. И порой Ей, проделавшей в миллионный раз незримый путь по замкнутому кругу своего субъективного восприятия и своих итоговых умозаключений, больше всего хотелось лишь этого – избавиться от бремени осознания бытия. И Ей ничего не оставалось другого, кроме как терпеливо ждать неизвестно чего.

А вокруг между тем всё едва уловимо менялось: рвалась тонкая твердь, выплёскивая новые потоки жидкого камня; стремительно вспухали цепочки гор и холмов, рушились и вновь сравнивались с тем, из чего были сотворены. Основной цвет постепенно сменялся с багрово-пепельного на синевато-серый, и вода, жидкость, к которой Она начинала чувствовать тогда странный интерес, стала оседать на Поверхность.

Она совершенно не запоминала моментов, в которые менялась сама, Ей незачем было думать об этом и оглядываться назад. А Мысли, основывающие константу Её структуры, тем не менее, тоже менялись, подобно всему вокруг. Когда бόльшую часть Поверхности покрыла жидкость, Она уже не занималась поиском и ожиданием смысла – само по себе Её внимание оказалось полностью поглощённым этой простой лишь на первый взгляд субстанцией.

Под воздействием дикой стихии, природа которой представляла собой дальнее родство с Её собственной, в воде происходили притягивающие Её ум реакции и метаморфозы. Наблюдая за общей картиной водного пространства, Она то и дело стала замечать, как жидкость то здесь, то там начинает видоизменяться, приобретать совершенно иные свойства, группироваться в непонятные сгустки. Сначала Она лишь наблюдала за отдельными вспышками синтеза и разрушения новых структур, но настал миг, и лишь одна, неожиданная для Неё самой Мысль породила что-то непредсказуемое. Впервые Мгновением своего Интереса Она вмешалась в диссонансные процессы, происходящие вокруг. Впервые Она поняла, что сама может влиять на окружающее.