Храбрый «немец» заколебался в своей решимости:
– Ладно, не пойду. Тут грязи по колено… Поехали! И прекрати вонять в салоне!
Парень сделал несколько затяжек и послушно выкинул сигарету в темноту ночи.
– Далеко ещё?
– Не. Раз живые – доедем!
4
Сухие ветки кустов и чахлых деревьев хлестали по лицу, цеплялись за ватник, шапку, оружие. С отвратительно громким треском ломались и падали вниз, где сапоги то и дело натыкались на какие-то кочки, коренья, путались в петлях невидимых вьюнов, проваливались в сырые ямы, черпая через край тухлую воду. Боец пыхтел, с трудом продирался вперёд, с ужасом думая, что эти несколько десяток метров станут последними в его жизни.
«Хенде хох кричать не будут – полоснут на звук из пулемёта и найдут меня здесь лет через сто…»
Но тут пошло редколесье, стало сухо и сержант вздохнул свободнее. Около разлапистой ели он присел на вовсе не холодную землю, сплошь устланную сброшенными иглами, выжал на них воду с портянок, перемотал и обулся. Рука сама потянулась за отворот шапки. Чудная сигарета, хороший табак… Боец вздохнул: «После, после…» – энергично поднялся и, низко пригибаясь, побежал от дерева к дереву, понимая, что уже где-то рядом должна открыться конюшня.
И верно: как-то сразу кончился лес, и, лёжа у края отрытого пространства, разведчик мог неторопливо оценить обстановку и разглядеть постройку.
«Охранения нет, но и лошадей не видно… Да и не слышно… А должно бы, раз конюшня: окна-то без стёкол… и без рам! Видать новые хозяева не очень пекутся о поголовье. У нас так не строят, у нас морозы бывают…»
В довоенной кинохронике молодой городской парень видел передовые колхозы, улыбающиеся лица стахановцев полей и скотных дворов, их тучных подопечных, реки молока и киселя… А то, что было сейчас перед ним никак не походило на массивные рубленные амбары, коровники, птичники. Бывали и каменные постройки, с отштукатуренной дранкой, ухоженные…
Солдат подбежал к конюшне, прижался спиной к наружной стене, вспотевшей ладонью ощущая шероховатую поверхность белых камней прямоугольной формы, уложенных в шахматном порядке. Под ногами валялось множество обломков таких камней, и разведчик не удержался, поднял один из них, поднёс к глазам.
«Нет, это не кирпич: на удивление лёгкий, и внутри он, как это… пористый».
Думая, что сунул обломок в карман ватных штанов, боец не заметил, что тот зацепился за край и вывалился наружу. Он начал, оглядываясь по сторонам, крадучись, продвигаться вдоль стены, пригибая голову у пустых оконных проёмов, в надежде найти вход. Наконец, ему попалась полураскрытая металлическая дверь, с приваренной вместо ручки скобой и размашистым рисунком неровного круга с птичьей лапкой.
«Птичник! Немцы курятинку любят… Чепуха, здесь пусто: то ли уже ничего нет, то ли ещё ничего не было». Не смазанная дверь, зло скрипнув, впустила бойца вовнутрь.
Внутри, что называется, выколи глаз, оказалось темно. И это несмотря на свет прозрачной осенней ночи, проникающий в многочисленные окна: он как-то быстро погасал в огромном помещении. А огромность эту сержант не видел, но ощущал. Ощущал в бетонных балках, под углом уходящих куда-то вверх для встречи с такими же с другой стороны. Ощущал в в эхе его осторожных шагов и в предательских звуках, сопровождавших постоянное тыкание ног в какие-то обломки, доски, прутья, вёдра…
Разведчик решил рискнуть и посветить себе КСФ, фонариком, подаренным ему ещё замкомзводом после их первого боя где-то под Лугой.
М-да… Он стоял на куче песка, а последнее обо что он споткнулся оказалось воткнутой лопатой. Ржавой, с обломленным черенком. Также можно было различить часть носилок и сваленные в беспорядке трубчатые конструкции, напоминающие спинки железных кроватей. Кое-как перебравшись через них, боец оказался на широкой, – да такой, что танк проедет – бетонной полосе, идущей вдоль разрушенных в разной степени загонов, и уходящую за огромные ворота наружу. Понимая, что лошадей здесь нет, не было и нескоро будет, сержант решил выбираться из рукотворного навоза и заглянуть напоследок, мельком, в отгороженное помещеньеце с надписью на двери «WOW!!!».
В тусклом свете фонаря виднелись чистые отштукатуренные стены, ровный пол, в углу низкий стоптанный ботинок, без шнурка, без каблука, с подошвой, загибающейся на нос, да обрывки плотной бумаги с крупными синими буквами «KNAUF».
«Всё-таки это немцы здесь что-то пытались построить, но бросили. Хозяева… Может, не до того им стало… Зад припекает… Если бы так!.. Уф-ф! Как же на воздухе хорошо, не надышусь им! Но времени мало, надо в село заглянуть».
Читать дальше