Марсель вышел за стену — днем ворота были заперты, но открывалась дверца в створках. Не настежь, конечно, а так, снимался засов. Так что каждый мог выйти из города, но зайти — стучи, проси разрешения. Остановившись на минуту, он втянул ноздрями воздух и направился в сторону гор. Пастухи никогда не подходили близко к скальному хребту. Люди вообще боялись тех гор — когда дует ветер, что-то странно воет в ущельях красного камня. Я-то склонен думать, что они просто имеют уникальное строение, так что ветер просто завивается среди камней и является причиной шума. Но люди… Хотя, после перехода из одного мира в другой уже ничему не удивишься. Откуда я знаю, что живет в этой Вселенной, а чего здесь нет? Может, отсюда и является всяческая нежить и нелюдь.
Марсель шел быстро, выбирая дорогу покороче. Видно, старался вернуться пораньше, чтобы не подумали лишнего. Наконец, скала красной громадой встала перед его носом. Он прикоснулся ладонью к камню, просто легонько погладил его, но скала загудела не хуже церковного колокола. Марсель улыбнулся и протиснулся в ущелье. Все это время — до ущелья — я следовал за ним. И, похоже, Марсель не замечал меня или, по крайней мере, делал вид… Сейчас же я встал перед проблемой — лезть вслед за Марселем-Анатолием в эту узкую щель, значит, показать себя. Гора загудела вновь, так же глух и кратковременен был ее возглас. Как?! Как заставил человек ответить вековой камень на прикосновение? Ведь не задрожала земля и не посыпались осколки…
Да-а… Протиснуться в щель между двумя глыбами или, вернее, просто в раскол цельной скалы было чертовски трудно. Цеплялись края одежды за зубчатые края, неприятно терлась одежда, частички кожи с рук и лица так и остались там, содранные острыми, как ломаное стекло, гранями. Слава Небу, дальше проход становился шире и переходил в небольшую пещерку. Свет сюда проникал из немногочисленных отверстий в стенах, многократно преломлялся в миниатюрных озерцах, на поверхности известняковых колонн. Ведь она всегда мокрая, всегда по этим башням течет вода, неся с собой растворенные минералы, из которых и складывается сталактит. Или сталагмит. В общем, получалось, что в воздухе на пути солнечных лучей искрятся облака разноцветных иголок и точек.
Еще дальше пещера раскрывалась. Выход имел форму круга или овала. Перед выходом природа установила небольшую площадку, вроде балкона. Земля находилась в паре футов книзу. Долина, замкнутая в кольцо скал — вот, куда выходила пещера. Совсем небольшое пространство, поросшее травой. В центре — огромная глыба. Наверное, присмотревшись к ней получше и с более близкого расстояния, можно было сделать некоторые интересные выводы. Возле глыбы стоял Марсель. Он поминутно прикладывался ладонями и лбом к куску красного камня, его губы шевелились — слов я, конечно, не слышал. Но видел эффект, производимый этими действиями: мелкие камни разлетались на куски, на мельчайшие осколки, которые затем образовывали на земле круг. Кольцо. Скалы гудели теперь постоянно, теперь уже гул сопровождался дрожью в земле. Наконец, с громким треском подобным выстрелу глыба раскололась, выпустила струю цветного огня. Синие и зеленые искры рассыпались вокруг, красные, желтые и оранжевые беспорядочно парили в воздухе. Я заметил, что стало почти темно, будто уже поздний вечер. И от этого искры сияли еще ярче, превратившись в крупные шары.
Марсель, стоящий в центре сверкающего хаоса, кричал, не шептал, но слов я не узнавал. Странный язык, с подавляющим большинством гласных в словах, а из согласных — только «м», «в», «х», «к» и «й». Шары кружились все быстрее и быстрее, пока не слились в однородную радужную массу. Это сопровождалось оглушительно-громким свистом, скалы гудели, крупно дрожа. Через какофонию звуков с трудом пробивался голос Марселя. В конце концов, пронзительный свист оборвался, все вмиг исчезло, затихло. Я поднял голову — там синело небо, полное солнечного света…
Норкаус потер подбородок — щетина, выросшая за последние четыре дня, не давала ему покоя, настолько привык он к чисто выбритому лицу. Но здесь мират города, то есть Норкаус, должен был ходить с бородой. Я видел в этом что-то от мусульманства, да и само название, мират, обладало восточным оттенком. Название должности.
С того самого дня, когда впервые увидел Марселя Лавуазье в «Двух щитах», Димитрий Норкаус пребывал в задумчивости. Он не упускал ни единой возможности проследить за пришельцем, который, похоже, и не собирался покидать город. Но прямой встречи с ним всячески избегал. Он слушал истории, которые рассказывал Марсель детям, завтракая. Настолько они были богаты подробностями… выдумать такое можно, конечно, но не всякому дано. Скорее всего, Лавуазье описывал места, которые реально видел. «А как же все эти его демоны, призраки?» — спрашивал я у Димитрия. «А ты думаешь, их нет? Поживешь здесь немного и сам увидишь, а потом привыкнешь к ним и перестанешь даже замечать», — отвечал он.
Читать дальше