Михаил Анчаров - Сода-солнце. Повести

- Не надо, Вилли… Почему ты смеешься?

- Потому что мне плакать хочется… Ведь мы расстаемся с тобой, Элиз?

- Откуда ты это знаешь?

- Я сразу понял, девочка… Ты за этим пришла.

- Я не могу иначе, - сказала она. - Ты знаешь, какое сейчас время… Хаос… Я не хочу в нем участвовать.

- Время Хаоса… Все узы, связующие людей, разорвались… Жены убивают мужей, мужья жен… Отец гонит дочь, дочери отца. Брат предает брата, и друзья друзей. Мертвые выходят из могил, чтобы пугать живых… Свирепые бури идут над миром… И мы расстаемся с тобой, Элиз.

- Так я обещала Ретланду.

- Ты права…

И тут выбегает из театра актер.

- Где же ты? - кричит он. - Сейчас твой выход, тень отца! Ты забыл?

Шекспир растерянно трет лоб.

- Ах, черт возьми, - говорит он. - Тень отца появляется второй раз… Элиз, подожди меня, Элиз… Я сейчас вернусь… Я не сказал тебе важную вещь…

Они убегают к театру, а Елизавета Ретланд, графиня, посмотрев ему вслед, уходит, опустив голову и не оглядываясь. Она же обещала мужу не встречаться с ним, с этим непонятным. Бывает, знаете ли, бывает, но ведь не шлюха же она… в самом деле!..

И когда Шекспир вернулся, только ветер шевелил солому на грязном берегу да галки кричали.

Голые глаза Шекспира, как у китайской собаки… как у больной обезьяны. Он побелел так, что на лице стали видны только огромные вишни глаз.

И тогда к нему подошел проповедник, черный графоман.

- Вильям Шекспир! - сказал он пронзительно. - Я сделал открытие! В твоей старой пьесе злодей Ричард упоминает Макиавелли! Но Ричард не знал Макиавелли! Сочинения Макиавелли вышли в свет после смерти Ричарда!

- Болван ты, - сказал Шекспир. - Я устал от тебя.

- Ага, невежа! - закричал черный графоман. - Ты попался. Ты пыжился, пыжился и надорвался!

- Посмотри, - сказал Шекспир. - На крыше нашего театра стоит Атлас. Видишь, он согнулся в три погибели? Почему он согнулся? Он несет земной шар… Тридцать лет я тащил земной шар… и надорвался…

- Какой земной шар? - спрашивает графоман. Шекспир молчит.

- Ты меня за дурака считаешь… - говорит тот печально и уходит. Прибегает актер.

- Прощай, Бербедж, - говорит Шекспир.

- Куда же ты? Пьеса еще не кончилась!

- Пьеса еще не кончилась, Бербедж, но в этой пьесе у меня маленькая роль… Роль бедного призрака. В первом действии пришел, во втором ушел. Аплодисменты получают другие… И это справедливо… Кто будет аплодировать покойнику?

Неистовый взрыв аплодисментов и крики толпы зрителей в «Глобусе».

- Крик петуха, слышишь? - говорит Шекспир, показывая на ревущий от восторга «Глобус». - Если кричат петухи, значит скоро рассвет… Порядочному духу пора уходить… Но тут уж ничего не поделаешь.

В реве толпы, которая приветствует его, сдирая с себя парик и париком вытирая холодный пот, грим и слезы, Вильям Шекспир уходит в туман.

…Туман… Туман…

Что дождь и ветер? Это чепуха… мы дождь и ветер видим каждый день…

- Может быть, это все шутка?

- Увы, - сказал приезжий. - Я теперь шучу только во сне. Наяву я серьезен, как мыло.

Какие уж тут шутки. Этот надоевший всем приезжий, этот шут гороховый, этот клоун в отставке сообщил им, что он знает, как приблизить Золотой век. Сообщил, позевывая, скучным голосом, что он уже занялся этим делом. Представляете себе? «Вряд ли это может быть делом одного человека», - вежливо сказал ученый, но приезжий объяснил ему, что всегда с чего-нибудь начинается, что когда фашисты наступали на Москву, а потом их погнали назад, то была какая-то последняя пушинка, которая качнула чашу весов, и тогда началось их отступление, что если раствор перенасыщен, то нужен только один кристаллик, чтобы началась общая кристаллизация. Раскрыл карты, нечего сказать.

- Вы и есть этот кристаллик? - спросил ученый.

- Ага… - сказал приезжий. - Я кристаллик. Семина - пушинка.

- Опять эта клоунада, - сказал ученый. На официантку Семину не смотрели. Совсем опустилась женщина. Сидела рыхлой грудой возле раздаточной и смотрела в пол. Но ее не трогали, так как чувствовали себя виноватыми.

- Я тебя, конечно, подменю, - сказала Семиной подруга. - Но ты бы переоделась, что ли… У тебя фартук засаленный, неэтичный.

- Делай свое дело, - сказал метрдотель.

- Я не понимаю, - сказала Валентина Николаевна, - что происходит? Почему все толкутся возле него? Почему человек смеется над вами целый день и все делают вид, что так надо?! Мужчины, приведите его в себя!