Вячеслав Рыбаков - Наши звезды - звезда Полынь (журнальный вариант)

Горькая.

Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, и пала на источники вод. Имя сей звезде “полынь”; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки…

А ведь я не был тут с тех самых пор, сообразил Кармаданов и отхлебнул пива. Он свернул на Петроверигский переулок - двадцать лет назад тот был тоже Петроверигским, в этом наблюдалось постоянство.

Петроверигский медленным извивом втек в Старосадский. Это название тоже было вечным. И вот напротив - библиотека. Государственная Публичная историческая… Сколько лишних слов.

Как там пахло книгами…

Как она облупилась, бедняга. Какая обшарпанная. Какие мутные окна. И заклеенные бумагой расколы стекол. Будто война, и фугаска взорвалась неподалеку, а никому и дела нет, все вымерли…

Он так и не перешел Старосадского. Приблизиться к двери не осталось сил - он слишком хорошо помнил, как, пропуская именно в эту самую дверь юную, тоненькую, как камышинка, красавицу гимназической стати, познакомился с нею - с будущей своей женой. Которая пожелала ему нынче утром успеха, сказала: “Какой же ты молодца” - и чмокнула в щеку…

И тут он понял, что не может так просто смириться. Если у вас, подонки, такая война, что библиотеки разваливаются сами собой, то - на войне как на войне.

В голове уже шумело, и море было несколько по колено. Кармаданов аккуратно поставил пустую бутылку на заплеванный тротуар, аккуратно вытер губы тыльной стороной ладони - и достал мобильник.

С Валькой Бабцевым они корефанили еще с восьмого класса. Одно время даже всерьез дружили. Восторженные юнцы, трепещущие от близкого торжества светлого будущего, съезжались день у Кармаданова, день у Бабцева, и вместе смотрели первый съезд горбачевского Верховного Совета, даже лекции мотали из-за этой бодяги - каждый свои. Где-то с середины девяностых несколько разошлись - уж больно неистово Валька клеймил зверства федералов в свободолюбивой, невинно поруганной Чечне. Он тогда сильно пошел в гору - золотое перо демократии… Но был все равно славный, честный, забронзовел совсем немножко; многие куда менее именитые надували щеки куда толще и только этим, по сути, и брали. Хотя, конечно, ругал все, что положено: свертывание реформ, насилие над бизнесом, тупость и лицемерие почвенников, мракобесие православия, государственную поддержку русского национализма, произвол спецслужб, нарушения прав человека… Стандартный набор “Собери сам”.

Про воров, правда, писал мало: мелко это было для него.

Но тут - как раз ему по росту: не просто воры, а воры государственные, да еще и не в нефтянке какой-нибудь всем приевшейся, а на космодроме. Кто еще наилучшим образом лягнет государство, ничего не проверяя и всю душу вкладывая в этот страстный акт?

И когда ответил в трубке донельзя недовольный Валькин голос, Кармаданов, наскоро поздоровавшись и даже не политесничая в стиле: “Как жив-здоров? А жена? Есть пять минут поговорить?”, жахнул сразу:

– Слушай, тут такое дело… Срочно надо встретиться. Почему? Потому что есть взрывной материал.

– Мне страшно… - пробормотала жена. - Мне очень страшно, мы же воюющая страна…

Он ласково прижал кончиком указательного пальца ее нос, как кнопку.

– А что ты мне говорила, когда я писал, что Путина нужно сместить и судить за нарушение Хасавюртовских соглашений?

Она опустила глаза.

– Что нельзя идти на поводу у бандитов… - тихо признала она.

– Ну, вот.

– Он так быстро вырос… - едва слышно прошептала она, и голос ее дрогнул близкими, готовыми хлынуть через край слезами.

Это точно, подумал Бабцев. Быстро.

Только вот - кто о ком.

– Первогодков сейчас в горячие точки не посылают, - успокоительно сказал он. - Хоть этого мы сумели добиться.

– Ну и что? - спросила она. Шмыгнула носом. - Ну и что? Там и без войны сколько ребят калечатся. По телевизору чуть ли не каждый день… Побеги, стрельба друг в дружку… Это же страшно подумать, что творится в армии.

Да уж, подумал он. Американец Хеллер, наверное, полагал, что описал ад, - а описал дом отдыха с рисковыми аттракционами. Читайте Гашека. Армии всех тоталитарных государств одинаковы.

Только плюс еще вечный русский бардак.

Правой рукой он обнял жену за плечи и несильно притянул к себе. Она прижалась на миг, потом уперлась в его грудь кулачками.

– Нет, Тинчик, надо наконец что-то решать.

Тинчиком она его называла, когда хотела ну очень уж приласкаться. Понятно… Она заводила этот разговор не в первый раз. Но теперь уже был май, приперло. Выпускной год у балбеса.