Кир Булычев - Старый год

– Знаю. Леонид Моисеевич.

– Нет, Леонид Моисеевич сидит на вокзале. А Иван Сергеевич ездил с нами в экспедиции. У Кюхельбекера были старинные записи. Мы старались их расшифровать и понять, как появляется щель. И мы искали ее, надеясь, что Денис будет чувствовать.

– И Денис стал чувствовать?

– Кюхельбекер говорит, что он чувствует куда лучше прежнего юродивого. И в конце концов все высчитали и отыскали пути к людям оттуда. Но я не могу тебе все рассказать, не потому, что не хочу, Люся, а потому, что это очень долго и скучно.

– Щель сама открывается или ее открывает твой Денис? – спросила Люся.

– Он только чувствует, когда это произойдет.

Они вышли наверх.

– Дальше мы пойдем сами, – сказала Соня.

– Я провожу вас, – сказала Люся. – А если можно, я у вас поживу.

– Зачем?

– Когда будет окно в наш мир, я сразу в него уйду. Чтобы не упустить момента.

– Нет, – возразил Пыркин. – Ты думаешь, куда хочешь, туда и пошла? Ты ведь кто теперь – императрица Киевского вокзала! А если императрица смоталась куда ни попадя, что начнется в государстве? Начнется великий кавардак.

– Ну и пускай начинается.

– Загибаю пальцы, – сказал Пыркин. – Первым делом всех допросят на вокзале, и еще с пристрастием. Там кто-нибудь знает, что ты велосипед взяла и сюда поехала?

– Доктор знает, Леонид Моисеевич.

Соня остановилась, слегка опираясь на спинку коляски. Она слушала допрос внимательно и кивала головой, соглашаясь с Пыркиным.

– Значит, твоему Леониду Моисеевичу оторвут одно место.

– Пыркин, не преувеличивай. Они все доктора уважают.

– Нет, Соня, ты на нее погляди! Они – уважают!

– К сожалению, Люся, – тихо проговорила Соня, – слова «уважение» в лексиконе наших здешних соотечественников не существует. Это слово относится к миру со временем. Кого я могу уважать вечно?

– Ты тоже думаешь...

– Каждый здесь испытывает боль, если сделать ему больно. Это замечательное наследство, Люся. Они сделают твоему доктору так больно, что он расскажет больше, чем знает.

– Ну и что? И где они меня найдут?

– Следующими в очереди будут Пыркин и Партизан, – объяснила Соня. – А там уж найти тебя не составит труда.

– А я спрячусь в каком-нибудь пустом доме.

– Зачем?

– Я буду ждать.

– И если тебя не сожрут привидения, не растерзают бродяги, не загрызут крысы, то в конце концов ты вылезешь искать меня. А я буду благополучно жить, окруженная велосипедистами. И твой Кюхельбекер радостно скажет: «Добро пожаловать, императрица, вам пора в постельку к его величеству!»

– Но что мне тогда делать? Что делать?

– Будь хитрой, как змея, – сказал вдруг Пыркин. – Как тот змий, который Еву соблазнил.

– А император как, ничего мужик? – вмешался в разговор Партизан.

Пыркин дал ему подзатыльник – благо затылок Партизана находился на уровне пыркинского пупа.

– Пыркин прав, – сказала Соня. – Возвращайся, ласковая, послушная, ты ездила гулять, и не больше того. Ездила и вернулась. И придумай – ты умная, вот и придумай, чтобы в следующий раз, когда окно откроется, тебя взяли с собой, как – не знаю, но сделай! А Пыркина я пришлю к тебе сказать, когда это будет. Скоро.

– Ох, как не хочется возвращаться, – вздохнула Люся, понимая, что они правы.

– Денис устал, – сказала Сонечка. – Мы пошли. Было очень приятно познакомиться.

– Мы увидимся, – сказала Люся.

– Конечно, увидимся.

Соня покатила коляску в сторону университета. Они постояли, глядя ей вслед. Потом Пыркин сказал:

– Я тебя провожу.

– Не надо, я на велосипеде, так быстрее.

Партизан поддержал ее:

– Какой разговор – на велосипеде она как птица пролетит! Мне бы такой.

– Буду уезжать от вас, обязательно оставлю вам велосипед, – сказала Люся.

Они попрощались с ней, и Люся покатила вниз по Воробьевскому шоссе.

Там, где оно сливалось с Мосфильмовской, Люся увидела велосипедиста. Он лежал, раскинув руки на мостовой, наверное, разумно было бы объехать его. Но Люся затормозила. Слезла с велосипеда. Она знала, что люди здесь умирают редко. А если велосипедист упал и расшибся, может, надо ему помочь?

Она присела на корточки и услышала веселый свист.

С двух сторон к ней бежали незнакомые люди, одетые вызывающе. Один из них был тот самый разбойник, что убил Марфуту.

– Ой, не надо! – закричала Люся. Она постаралась поднять велосипед, сесть на него и умчаться и даже успела покатить его вперед и бежать за ним, занося ногу, чтобы прыгнуть в седло, – но один из разбойников ударил ее в бок, и все они полетели на асфальт – она, разбойник и велосипед.