Владимир Свержин - Сеятель бурь

– Вокруг измена и предательство, – чуть слышно прошептал он и, отворачиваясь, повторил за Лисом: – Кисмет.

Наполеон вышагивал по коврам точно так же, как по изрытому ядрами склону Праценских высот, и, казалось, не замечал окружавшей его роскоши.

– У вас нет иного пути, государь. К завтрашнему утру ваша армия перестанет существовать. Если войска союзников войдут в город, по закону войны он будет на три дня отдан им на разграбление. Ваша капитуляция перед силами превосходящего врага спасет не только столицу, но и султанский трон.

Я имею полномочия от Павла I предложить вам протекторат над Османской Портой Российской империи. Но это предложение остается в силе лишь до того, как здесь появится базилевс Александр Дюма. В первом случае вы сохраните трон и владения в Малой Азии, во втором же – вас и весь султанский двор проведут в золотых цепях по европейским столицам. Вы будете рабами сопровождать колесницу триумфатора. Думайте быстрей, выбирайте между неразумием и рабством, с одной стороны, и смиренной мудростью, а следовательно, троном султана под эгидой великого российского императора – с другой.

– Я вынужден капитулировать, – прошептал Селим III, роняя голову на грудь и сокрушенно усаживаясь на ковер.

– Давно бы так, – пробормотал Сергей, подбрасывая в ладони драгоценный перстень. – Ну шо, картина «Алаверды» – турецкий султан пишет анонимку на запорожских казаков. У кого тут почерк хороший? Исторический документ все же!

– Уж во всяком случае, не у тебя, – оборвал я «секретаря».

– А шо? – возмутился Лис. – Я ж такое напишу, ученые обрыдаются! В школах этот договор будут заучивать наизусть и цитировать на редких свиданиях любимым учителям.

– Свидания переносятся, – вмешался я в бурлящее течение потока Лисова красноречия. – Не забывай, что под утро янычары снова обрушатся на русский лагерь. Хорошо бы, чтобы Кутузов об этом узнал до того, как турки начнут штурмовать, потому как даже с подписанной капитуляцией мы здесь долго не высидим, особенно если вдруг османы на радостях разобьют почтеннейшего Михаила Илларионовича, как ты говоришь, «вдребезги и пополам».

– Ну вот, опять я, – почти с тем же чувством, что недавно султан, обреченно вздохнул Лис. – Опять я! Ни одного ж эпохального события мимо не прокатится! Шо, всё? Я уже не товарищ узбаши, а своя же собственная жена? Вот она, награда за труды и невзгоды! Все порушено, покинуто, поросло быльем, и потомок не придет всплакнуть на безвестный холмик среди долины ровны-ыя…

– Сергей, но ты же понимаешь, – начал увещевать я, – дело ответственное, нужна будет связь…

– Да ладно, не лечи мне голову! Мне как, одному идти или что?

– Я иду с вами. На веслах вдвоем сподручнее. – Князь Багратион начал поспешно заматываться в длинное покрывало. – Надо только поточнее выяснить у мадам Айме, где находится описанный ею ход. И как он открывается.

Две нежные пери, скромно потупив взор, спускались ко двору султанского гарема в сопровождении пары евнухов – то ли греков, то ли фракийцев. Со стороны могло показаться, что оставшийся с прекрасной Накшидиль султан и его собеседник решили продолжить сладостное времяпрепровождение после заката, и отважный узбаши оставил при себе любимую жену. Ибо, как ведомо каждому, державшему в руках смертоносное оружие, женщина – отдохновение воина. Как бы, должно быть, удивились досужие наблюдатели, узрев под одним из непроницаемых покрывал робких путниц того самого лихого узбаши, прорвавшего нынче утром морскую блокаду столицы.

– И не забудьте написать в договоре, шо отныне и вовеки челноки из любимого отечества должны обслуживаться вне очереди, за полцены и без всяких пошлин. Дальше еще про турецкий крем для бритья…

– Лис, что ты несешь, — возмущался я, – какой еще крем для бритья?

– Я несу тяжкий крест борьбы за права отечественных потребителей! А крем, ну, скажем, «Арко».

– Здесь решается судьба империи!

– А мне от ее судьбы ни холодно, ни жарко, – быть может, моргнув глазом, а может, и нет, отозвался Сергей. – А крем, между прочим, неплохой. Можно было бы осчастливить соотечественников, забить в качестве дани. На каждую православную рожу мужского населения во исполнение воли Петра 1 о бритье бород поставлять, скажем, по двенадцать тюбиков в год.

– Оставь эти глупости! — злился я.

– Это не глупости, – не унимался Лис, желающий хоть так «замстить» мне за необходимость плескаться в водах Босфора. – Я спасаю отечество от кровопролития!