Владимир Свержин - Закон Единорога

Лис похлопал лапой по медальону на груди.

– Да, я знаю, я крут. Ну и что? Ересь-то тут при чем?

– Ну, это зависит от того, что называть ересью, – резонно заметил я. – Ибо и Церковь Апостолов, и Церковь Потомков Сына Божьего заявляли неоспоримые права на слово истины. Понятное дело, когда император Константин признал первых, здесь Меровин-ги, как мы помним, связанные родственными узами с потомками царя Иудейского, в пику Византии не преминули поднять на щит учение сторонников Церкви Святого Грааля. Поэтому кто из них еретики – тебе решать.

– Нам, казакам, все равно – что пулемет, что самогон, абы с ног валило, – философски заметил мой напарник. – Так что там наши альбигойцы? – зевнул он. – А то ты все время уклоняешься от ответа куда-то в сторону.

Я наставительно поднял палец.

– Не уклоняюсь. Лис, а предваряю. Ибо каждое дерево растет из корней!

Д'Орбиньяк мученически закатил глаза.

– Так вот, – продолжал вещать я. – Однажды где-то на Востоке одной персидской вдове пришла в голову светлая мысль выкупить некоего раба по имени Манес.

– Святая женщина! – восхитился Лис. – И что, он был молод и хорош собой?

– Ты угадал, – подтвердил я. – А кроме того, был очень умен и обладал несгибаемой волей. Но, что особенно ценно для нас, он объявлял себя Параклетом, возвещенным Христом своим учеником.

– Это был голый понт, или у него на это дело таки была ксива?

– гнусаво спросил меня Рейнар, держа вожжи между растопыренных пальцев.

– Следствию установить не удалось, – лаконично отвечал я. – Однако доподлинно известно, что он бьш сведущ в александрийской философии, посвящен в мистерии Митры, прекрасно знал все Евангелия и долго странствовал по Индии и Китаю.

– Миклухо-Магеллан, большой человек! – подытожил Рейнар.

– Итогом всех этих странствий являлась довольно стройная теория, которую он объявил продолжением христианства.

Лис, молча слушавший меня некоторое время, возмущенно воскликнул:

– Как его звали, говоришь? Манес? Так ты мне что, про манихейство все это время втирал? Я тебя про это спрашивал, Цицерон несчастный? Я тебя про альбигойцев спрашивал!..

– Тише, Лис, не шуми, – успокоил я Гайренского менестреля. – Альбигойцы, в общем-то, и есть типичные манихеи. Правда, с изрядной долей гностицизма, – злорадно добавил я. Ответом мне было невнятное шипение на канале.

– А как же герцог Альбигойский? – придя наконец в себя, выдал Лис.

– Рейнар, – строго оборвал я его. – Какой герцог? Альби – это маленький городок, собственно, и являющийся центром катаров.

– У них там тусовка, – подобрал адекватное определение д'Орбиньяк.

– Да, Сережа, тусовка, – обреченно вздохнул я, понимая, что серьезного разговора не получится. – Так вот, герцог Альбигойский, как ты изволил выразиться, там не тусуется!

– Да-а?? – Лис явно надо мной издевался. – А где он тусуется?

– Нигде! – взорвался я. – Его вообще в природе не существует! Ты все напутал!

– А как же он тогда папу убил? – продолжал настаивать мой напарник. Я попытался взять себя в руки.

– Рейнар, послушай. Пока что никто никого не убивал. Но!..

И я рассказал внимательно слушавшему меня Лису о своем разговоре с Аббатом Аббатов и о случайно услышанном тексте его письма в Рим, об армии Симона де Монфора, скапливакццейся .сейчас у границ Лаиге-дока, и о многом другом, что должно непременно про изойти на этой благодатной земле, в случае, если ничего не изменит ход истории.

– Да уж… дела… – озабоченно протянул мой друг.-Ну что, свяжемся с Центром? Попросим добро на новый тарарам? – с сомнением в голосе произнес он.

– Зачем? – пожал плечами я. – Тебе не кажется, что благородный рыцарь Вальдар Камдил и его верный спутник Рейнар л'Арсо д'Орбиньяк давно уже стали неотъемлемой частью этого места и времени? И мне почему-то не хочется дожидаться решения очередных «яйцеголовых», вмешиваться нам или нет, – завершил я.

– Ну и ладно, – философски изрек Лис. – Что такого хорошего мы забыли в том мире? Итак, считаем, что «добро» уже получено, – деловым тоном заговорил он.

Инельга! – радостно завопила принцесса, едва не вывалившись из возка. Всадница между тем не торопилась броситься к нам навстречу. Она, как-то скованно держась в седле, неспешно спустилась с холма и тихим шагом двинулась к нам. Я с подозрением поглядел на свою сестричку. Если мне не изменяет память, она была великолепной наездницей. «Уж не ранена ли?» – с внезапной тревогой подумал я. Между тем расстояние меж нами сокращалось, и мы могли разглядеть радостную улыбку на лице Инельгердис, время от времени необъяснимо сменявшуюся выражением беспокойства.