Алексей Калугин - Полет мотылька

– Я никуда не уезжаю, – с неожиданной злостью процедила сквозь зубы Марина. – Я выхожу из проекта. Уясните же это наконец!

– Ну да, конечно, – растерянно кивнул Геннадий Павлович. – И непонятно с чего вдруг спросил: – А ваша бабушка? Она остается?

– Нет никакой бабушки, – Марина вздохнула, совсем уж как-то безнадежно, и вновь уставилась на треснувший угол раковины.

– Нет так нет, – поспешил успокоить ее Геннадий Павлович.

Внезапный перепад в настроении девушки испугал Калихина, и он решил, что лучше будет до поры до времени соглашаться с ней, делая вид, что он принимает ее фантазии на веру.

– Мне пора. – Марина оттолкнулась руками от подоконника. – Не провожайте меня.

– Хорошо, – с готовностью согласился Геннадий Павлович.

Марина бросила на Калихина взгляд через плечо.

– И подумайте о том, что я вам сказала.

– Хорошо, – снова не стал спорить Геннадий Павлович.

По чести сказать, пустой и бессмысленный разговор уже изрядно его утомил. Геннадий Павлович с удовольствием продолжил бы беседу, если бы девушка сочла возможным переключиться на иную тему – о поэзии, о цветах, о любви, – ну, мало ли о чем могут поговорить между собой два человека! Но, судя по всему, Марина имела твердое намерение до конца разрабатывать тему таинственного проекта по воссозданию ложных воспоминаний, а потому Геннадий Павлович почти что с нетерпением ждал, когда же она наконец уйдет. Марина подошла к двери, коснулась кончиками пальцев ручки и замерла, словно не решаясь сделать последний шаг. Обернувшись, она бросила взгляд на Геннадия Павловича, оставшегося сидеть на подоконнике. Калихину показалось, что девушка хочет что-то сказать, и он ободряюще улыбнулся, полагая, что после всего, что он уже услышал, ей вряд ли удастся чем-то его удивить. Должно быть, Марина угадала настроение Геннадия Павловича. На мгновение на лице ее появилось выражение глубокого презрения или даже отвращения, как если бы она смотрела на некое омерзительное насекомое, которое к тому же могло оказаться ядовитым. Рывком распахнув дверь, Марина выбежала в коридор. Глухо стукнула захлопнувшаяся за ней дверь.

Геннадий Павлович с облегчением перевел дух. Он сидел на подоконнике, скрестив ноги, и – что самое удивительное! – ему не хотелось двигаться с места. Слишком много событий вместил в себя сегодняшний день. Геннадий Павлович чувствовал себя не то чтобы физически уставшим, а опустошенным, – у него уже не было сил, чтобы хоть как-то реагировать на то, что происходило вокруг. Хотелось просто так сидеть в легких сумерках, что создавали замазанные белилами оконные стекла, слегка покачивать ногами и ни о чем не думать. Потому что если начнешь думать, то ни к чему хорошему это не приведет, – сказав «А», нужно будет говорить и «Б». А дальше что? Вот именно, что ничего! Вся система мироздания существует лишь потому, что никто не может до конца понять ее устройства.

Сидеть на подоконнике было легко, хорошо и приятно, и все же Геннадий Павлович спрыгнул с него. Он подошел к мутному зеркалу над раковиной и придирчиво осмотрел свое лицо. Вне всяких сомнений, он выглядел так же, как и всегда. И никакая сила воображения не была способна его изменить. Мир, в котором он жил, был настолько реален, что порою от этого становилось не по себе, – действительность могла оказаться слишком уж неприглядной. Геннадий Павлович легонько похлопал себя ладонями по щекам, выдавил нечто похожее на улыбку и, подмигнув своему отражению, направился к выходу из умывальни.

За дверью Геннадий Павлович нос к носу столкнулся с направлявшимся на кухню Шпетом. Через плечо Марка Захаровича было перекинуто старое кухонное полотенце, запятнанное и обгоревшее с краю, а в руках он держал зеленую эмалированную кастрюльку, прикрытую алюминиевой крышкой, сквозь ручку которой была продета пробка – чтобы не горячо было брать. Одарив Геннадия Павловича ни к чему не обязывающей улыбкой, Марк Захарович сделал шаг в сторону. И все же разойтись им не удалось – Калихин поймал Шпета за локоть.

– Простите, Марк Захарович, вы не видели в коридоре девушку?

Геннадий Павлович и сам не понимал, с чего вдруг задал соседу этот вопрос, – все произошло само собой, как будто сработала заложенная в подсознании программа.

– Девушку? – с интересом приподнял мохнатую бровь Шпет. – Нет, не встречал.

– Но она только что вышла из умывальни. – Геннадий Павлович посмотрел на Шпета так, точно подозревал его в чем-то недобром. – Вы непременно должны были ее увидеть.