Колин Уилсон - Метаморфозы вампиров-2

Что же это за царство светозарной энергии? Ответа на это у него не было.

Опять пошло бесцельное снижение в темноту. И когда появилось уже подозрение, что искать больше нечего, он снова почувствовал, что опускается в область пульсирующей энергии. Свечения здесь не было — нечто темное и бесформенное обжимало, вроде невидимых туч. На этот раз сама вибрация, возбуждающая и одновременно разрушительная, не оставляла сомнения: сексуальная энергия.

Этот участок спуска оборвался резко, будто разом вдруг пролетел через этаж. И опять вокруг слепое безмолвие, такое длительное, что возникла мысль о некоем безжизненном придонном слое, ниже которого затонувший корабль погрузиться уже не может. И все равно, ожидание жило и оправдалось, когда снова послышался шум ветра над пустошью. Вскоре ощутилась энергия иного рода, более тонкая и вкрадчивая. Она усиливалась по мере спуска, вновь вызывая чуткость и ясность. Возрос и шум — он теперь накатывал волнами, подобными сотрясающим порывам ветра. Наконец, он обрел силу бури, против которой невозможно было двигаться.

В эту сумятицу совершенно неожиданно ворвался голос сенгида, отчетливо прозвучавший в голове:

— Где ты сейчас, по-твоему?

— Не знаю! (получилось приглушенно, как будто кричать приходилось сквозь бурю).

— Твой предел уже близко, — послышался голос сенгида.

Тут же охватило огорчение. Сама неистовость силы зачаровывала настолько, что не было желания от нее отобщаться. Оказывается, и звука как такового не было, просто такая стояла круговерть, словно смотришь сверху в какой-нибудь неимоверный котел энергии — громокипящий водоворот внизу Ниагары. И страх, и шалый восторг.

— Спускайся теперь внутрь, — изрек сенгид.

Наказ просто нелепый, приглашение к самоубийству. Но, не успев еще перебороть смятение, он почувствовал, как его втягивает в котел. Боль была страшная. Настигнув, она опрокинула, обожгла, словно струя жидкого льда. Уверенный в своей неустрашимости и вместе с тем страдая как никогда, он сносил муку, не зная, насколько его еще хватит. Наконец боль сковала его словно глыба льда. Тело, глаза, губы, даже мозг — все застыло. Даже болью это уже нельзя было назвать — он перестал существовать как индивидуальное сознание. Все равно, что в тисках муки забыться глубоким сном.

— Теперь возвращайся, — велел голос сенгида. Команда нелепая, но вместе с тем напомнившая, что он еще жив. Стоило шевельнуться, как боль возвратилась, но внезапно схлынула. Он опять очутился над котлом, среди ревущей тьмы.

Так чувствует себя лоцман, который, преодолев на плоту опасные пороги, изыскивает тихую заводь. Едва мелькнула эта мысль, как до тошноты резко повлекло вверх. И тут, словно проснувшись, он снова очутился в уставленной столами пещере. Странно, но чувство такое, будто путешествие было долгим. Ящик на столе был закрыт, и бараш уже приподнимал его за боковые ручки. В столовой, помимо Карлсена, находились лишь сенгид и К— 10. Где-то внутри все еще осколком льда чувствовался холод.

— Это был третий уровень углубленности, — сообщил сенгид.

Карлсен ничего не сказал — холод так и сидел внутри, как скрытое безумие.

— Вы понимаете, что произошло? — спросил К-10.

Карлсен покачал головой.

— Кристалл дал вам возможность бодрствовать на уровне углубленности, где вы обычно засыпаете.

— Это я вижу. Но что, в сущности, произошло?

Каджеки переглянулись, словно решая, кому отвечать.

— Может быть, вы объясните, ведь вы участвовали? — предложил К-10. Сеигид кивнул.

— Жаль, что К-79 сейчас на Эпсилоне-Десять. Лучше него никто бы не объяснил. Ригмар рассказывала вам о его изобретении, эргометре?

Карлсен покачал головой.

— К-79 занимало, почему красная энергия переходит в черную. Ему также хотелось знать об источнике черной энергии: почему он такой мощный. Он решил сосредоточиться на измерении энергии мозжечка, так или иначе связанного, по-видимому, с бессознательным умом. С этой целью он создал самый что ни на есть тонкий энцефалограф, раньше таких и не было. Как раз здесь он нам с К-10 про него и объяснял. Вкратце это выглядит так: если бессознательное представлять как глубокое озеро, то верхние его слои, можно сказать, связаны с каждодневным выживанием — как справляться с проблемами существования. На гораздо более глубоком уровне, — где обычно гуща дрейфующих водорослей, — эргометр открывает мощную энергию, приводимую в действие неотложной задачей или опасностью, — очевидно, призывом к самосохранению.