Николай Чадович - Первые шаги по Тропе - Злой Котел

– На помощь! Убивают! Спасите, ради всего святого! Вся моя надежда была на то, что вещий сон сбылся, и существо, прежде пребывавшее в яйце, обрело свободу передвижения (свободу воли оно имело и раньше). Смешно сказать, но я взывал о помощи к новорожденному ребенку. А куда денешься, если это был мой единственный, пусть даже и весьма эфемерный шанс?

Подбор слов особого значения не имел, юная принцесса должна была понять их общий смысл, ведь сидя в яйце, она понимала меня вообще без слов.

– Спасите! – продолжал надрываться я. – Эта сумасшедшая хочет меня зарезать!

Вновь хлопнула крышка погреба (жаль, что не гроба), и до меня донеслись. увещевания Феры:

– Не утруждай себя понапрасну. Во всей округе нет ни единой живой души. А то ведь я могу и передумать. Останешься без вина.

– Чтоб ты в этом вине захлебнулась! – в отчаянье воскликнул я.

Вдруг Фера, которую из моего положения нельзя было видеть, пронзительно вскрикнула, словно кошка, попавшая под тележное колесо, и выронила кувшин, о чем возвестило характерное «хрясь-плюх». Пропало, значит, мое винцо.

Некоторое время возле погреба происходила какая-то подозрительная возня, сопровождавшаяся всхлипыванием, постаныванием и тяжкими вздохами Феры. Можно было подумать, что с ней совокупляется тот самый могучий бык, которого она приводила мне как пример укрощенного буйства.

Потом стихли и эти маловразумительные звуки. Я весь напрягся, не ведая, чего ожидать – счастливого избавления от мук или нового витка злоключений.

В комнату бесшумно вошла тонюсенькая и совершенно голая девочка – уменьшенная раза в три копия Чуки, еще не набравшей королевской стати.

Тело новорожденной принцессы покрывала подсыхающая сукровица и еще какая-то мерзость, похожая не то на гной, не то на протухший желток. Глаза ее, в отличие от старших сестер, были затянуты мутной пленкой. Все это, взятое вместе, делало девочку похожей на сказочного вампира, чьей жути не умаляли ни худоба, ни маленький рост.

Неудивительно, что Фера так испугалась, столкнувшись вдруг с неизвестно откуда взявшейся гостьей, окровавленной и безглазой.

Немного постояв возле кровати и потрогав мои веревки, принцесса присела и принялась грызть их зубами. Не прошло и минуты, как я обрел полную свободу. Если когда-нибудь состоится чемпионат вселенной по перекусыванию корабельных канатов, первое место на нем обязательно займет сборная команда принцесс-вещуний.

Я взял новорожденную за руку и отвел на кухню, попутно отметив для себя отсутствие в доме Феры – как живой, так и мертвой.

От обеда осталось еще много чего, и принцесса, пренебрегая столовыми приборами, быстро очистила все блюда. Она даже попыталась было допить вино, но я не позволил. Аппетит у нее разыгрался прямо-таки зверский, что в общем-то было вполне объяснимо для существа, столько времени находившегося в строгой изоляции.

Подав ей на десерт сырую рыбу, отложенную про запас, я осмотрел место недавней стычки. Возле откинутой крышки погреба, кроме черепков кувшина, уже облепленных снулыми мухами, валялся также кусок яичной скорлупы, очень похожий на обломок фаянсового унитаза, и нож, которым совсем недавно стращала меня Фера.

Судя по всему, моя мучительница успела пустить свое оружие в ход, но оно спасовало перед щитом-скорлупкой. Фехтование перешло в рукопашную, где верх взяла юная гостья.

Поединок завершился вне дома, о чем свидетельствовали следы на песке, уходящие к реке. И если принцесса все время оставалась на ногах, то Фера в основном валялась или ползла. Тем самым ее теория о превосходстве стоящих над лежащими полностью подтвердилась.

Этот скорбный путь завершился в том самом месте, где прежде находилась моя лодка. Присмотревшись повнимательней, я различил на горизонте темную черточку, то появляющуюся, то исчезающую среди волн.

Прощай, моя дорогая! Впредь нам лучше с тобой не встречаться.

Что заставило принцессу отправить побежденную соперницу вниз по реке – некие собственные соображения или воспоминания о кончине старика, извлеченные из сознания Феры, – так и осталось для меня загадкой.

Но главное, что ноги мои остались целыми, а руки – чистыми.

– И куда в тебя столько лезет, – пробормотал я, наблюдая с берега, как принцесса ловит на отмели устриц и тут же поедает их, швыряя пустые раковины в мою сторону.

Она уже была отмыта от следов пребывания в яйце и кое-как приодета. Пелена сошла с ее глаз, а светлые волосики топорщились во все стороны.