- Вы врёте!
- Помилуйте! Да какой же мне резон врать? И в чём конкретно моё это враньё состоит?
- Я не знаю.
- Эх! - обиделась она. - Впрочем, ждать от вас благодарности после всего того, что о вас тут рассказывают, глупо с моей стороны. Будете чай?
- Нет.
- Ну, и лежите тут один. Не смею вам мешать.
--
Через примерно полчаса после этого разговора в палату ворвалась Сонечка. В белой шубке нараспашку, без шапки, с распущенными светлыми локонами. Увидев её, Волков немедленно залился слезами, а она упала на колени перед кроватью и уронила голову ему грудь.
- Витенька! Боже мой! Что с тобой стряслось?
Её дрожащие пальцы трогали его щетину, и сама она безостановочно плакала.
- Мы чуть с ума там не сошли. Сначала не было никаких известий вообще, потом этот звонок... Папа поднял на ноги всю мэрию! Дорогу чистили человек двести, наверное. В газетах писали.
- Что писали?
- Про метель. Что школу отрезало от остального мира. А тут, между прочим...
- Да, знаю. Сын Ивана Кузьмича.
- Ты его видел?
- Наверное. Не помню.
Она снова принялась причитать:
- Бедный, бедный Витенька!
Их беседу прервала вернувшаяся в палату Наталья Андреевна.
- Ну, что, к выписке его готовить, или до завтра у нас останетесь?
- Нет! - захрипел Виктор Игнатьевич. - Выписывайте!
- А я не вас, больной, спрашиваю, а Софью Игоревну. Вы у нас всё ещё на положении недееспособного. Это же надо — учудить такое!
- Скажи ей, прошу, чтобы выписывала, - умоляюще посмотрел на невесту Волков.
- Ну, ладно. Выписывайте, - пробормотала удивлённая Сонечка.
Она, видимо, была не против провести здесь, на природе, день-другой.
- Пойду оформлю тогда документы.
Через час Волкова, одетого в ту самую одежду, в которой он прибыл в «Радость», проводили до парадного подъезда. Двое крепких мужчин предоставили ему свои плечи для поддержки, на которые он и опирался руками. На правую ногу, всё ещё забинтованную, он становиться не мог, поэтому делал неуклюжие прыжки, сопровождаемые ободрительными возгласами провожающих.
Не обращая внимания на боль и натужно улыбаясь, он допрыгал до чёрного лимузина, выделенного Сонечке папой ради такого чрезвычайного случая. Его усадили на заднее сиденье, и в проёме двери появилось радостное лицо Станислава Артемьевича:
- Прощайте, Виктор Игнатьевич! - сказало оно. - Мне будет очень не хватать наших вечерних философских бесед.
- Мне тоже.
Был соблазн грубо захлопнуть дверь перед самым его носом и крикнуть водителю: «Трогай!», но Волков почему-то подумал, что обязан испить эту чашу до конца.
Анна Владимировна жеманно пожала ему руку.
- И я, - призналась она. - И я буду скучать по вашим лекциям.
Ей он ответил вежливым поклоном головы.
Отметилось ещё несколько человек, большинство из которых он не знал совершенно. Все говорили комплименты, отсылая их к совместному приятному времяпровождению, создавая у стороннего наблюдателя картину проводов деревней любимого барина на царскую службу в столицу.
Анатолий Сергеевич тоже пожелал ему скорейшего выздоровления.
- Крепитесь, Виктор Игнатьевич! - напутствовал он. - Мы все переживаем за вас и гордимся вашим мужеством.
Последней в клоунаде расставания символично отметилась Виктория Павловна.
- Видите, как всё благополучно складывается, - улыбнулась она, вызывая в животе Волкова спазмы. - А вы мне не верили.
Одарив озорным взглядом Сонечку, льнувшую нежно к жениху и тающую от тёплых слов, адресованных ему, она сказала непосредственно ей:
- Он у вас чересчур впечатлительный. Берегите его.
И она целомудренно поцеловала его в щёку, вызвав некоторое неудовольствие на юном и милом Сонечкином лице.