- И этот другой - это вы, - догадался я, - вы решили заняться улучшением человечества? Профессор досадливо поморщился:
- Ну что вы! Какое там улучшение! Да и к чему? Человечество - оно такое, какое есть, поскольку так задумала природа. А улучшать... Улучшать можно только себя, и не я придумал, что совершенствование - путь сугубо индивидуальный, и реализуется он через творчество. Тот, кто первый изобрел телескоп, усовершенствовал, таким образом, человеческий глаз. Мои гномы такие же орудия сознания, как телескоп - орудие или, вернее, инструмент для наших глаз. Но в то же время это орудие является мыслящим, сознающим себя и окружающий мир. Вы понимаете, в чем разница между моим открытием и всеми предыдущими человеческими открытиями? Я сотворил разум, способный посмотреть на мир другими глазами!
Я возразил, но скорее из чувства противоречия, чем из-за непонимания:
- Да таким творчеством семейные люди занимаются несколько раз в неделю - в зависимости от темперамента...
- Ваше замечание безусловно остроумно, но не более того, - сказал он в ответ - да так, что не оставалось никаких сомнений - Франкенберг не считал мое замечание не только остроумным, но и даже просто - умным.
Профессор продолжал:
- Простите за трюизм, но дети - они тоже люди, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нет, я творю нового Адама Кадмона, нового первочеловека, андрогина, объединяющего в себе всю человеческую раздвоенность. Первочеловека, способного к неограниченному познанию, ибо он сможет по собственному желанию быть и внутри, и одновременно вне всего сущего. Он будет одновременно всем и никем - ведь только так можно и испытать Мир и посмотреть на Мир со стороны. Но сейчас у меня есть только четыре гнома, они - это первые четыре шага к пониманию природы разума, и каждый шаг - совершенней предыдущего. Они - это мой пробный шар, но и он способен пробить брешь в антропоцентристском самомнении и проложить путь для постижения истинного единства природного и разумного. Гномы - знающие существа - освободят дорогу для Великого Нуса, для его следующего шага. И пусть я уже не застану тот момент, когда этот шаг будет сделан, - как любой творец, я мечтаю, чтобы мои творения пережили меня...
С того момента, как он помянул Адама Кадмона, я перестал его понимать. Слова профессора все больше и больше наполнялись пророческим пафосом, а я сидел и хлопал глазами - вести беседу в подобном ключе я не был готов. Да и когда мне было готовиться, ведь события развивались слишком быстро, и с некоторого момента - независимо от меня. Нить его рассказа окончательно от меня ускользнула. Заполняющие кабинет загадочные безделушки постоянно отвлекали мое внимание. У Шефа, кроме терминала, на столе нет ничего. Правда, его дурацкая медная проволочка отвлекает внимание больше, чем если б на его столе стоял магический кристалл. С другой стороны, я бы сильно удивился, если бы среди обилия таинственных предметов у Франкенберга не нашлось магического кристалла. И он был - прозрачный икосаэдр на невысокой бронзовой подставке. Я не знаю, насколько он и в самом деле магический, но когда я стал наблюдать, как все вокруг отражается и преломляется в его треугольных гранях, мне показалось, что каждая грань обращается с реальностью по-своему. Легче всего это можно было проследить на примере изображения самого профессора. В то время как одна, ближайшая ко мне, грань была полностью согласна с моими глазами и изображала Франкенберга седым старцем, произносившим речь не мне, но к Вечности, другая, словно насмехаясь и над соседкой, и над хозяином, демонстрировала мне разевающую рот глупую рыбу в шутовском наряде звездочета. На третьей грани профессор вообще молчал и хитро так поглядывал в мою сторону. В какой-то момент мне показалось, что он едва заметно подмигнул...
Не стану спорить - скорее всего, увидев, что я засмотрелся на кристалл, он и в самом деле замолчал, но вот чтоб подмигивал - не похоже.
- Вас что-то отвлекло? - спросил профессор.
- Да, - признался я, - необычный язычок у вашего колокольчика длинный, но, кажется, бесполезный...
- Это "Колокольчик с примерзшим языком", - пояснил Франкенберг, - вы когда-нибудь в детстве пробовали во время сильного мороза коснуться языком голого металла?
- Да где сейчас вы найдете голый металл! - воскликнул я и переспросил: - Так он что, примерз к столу?
- Это метафора. У колокольчика вытянулся язык, когда он пытался оторвать его. Язык стал длинным, но бесполезным.
Читать дальше