Эвре Рихтер-Фрих: Бессмертные карлики [litres]

От крутых утесов Кордильер де Лос-Анджелес, там, где голые горы сменяются почти непроходимыми зарослями-мангровами [1] Мангровы – леса на приморских и речных низменностях тропических стран, затопляемые приливом и разливом. Они состоят преимущественно из манглей (Rhizophora Mangle). Мангли выпускают из стволов и ветвей воздушные корни, укрепляющиеся в почве и придающие дереву способность выдерживать напор волн. Мангровы образуют такую чащу, что через нее трудно пробираться, тем более, что почва под ними очень вязкая. (Примеч. ред.) , шел, хромая, одинокий путник.

Дойдя до просвета в лесной чаще, он остановился. Безотрадное зрелище предстало его взору. Позади простиралась мангрова со своею темной тайной, со своею страшной силой сопротивления. Здесь каждый шаг покупался усилием. Казалось, земля вооружилась всеми существующими способами защиты против людского нашествия. Там были бездонные трясины мхов, там был взъерошенный кустарник с колючками, ядовитыми, как змеиные зубы. И даже если бы опытный странник и избегнул этих опасностей, то его подстерегали всевозможные хищные звери. Пума и оцелот [2] Дикая кошка в Южной Америке, длиною 1,3 метра (Felispardalish). (Примеч. ред.) шли по его следам и ждали случая напасть. Их уважение к белому человеку велико. И отвага не та, что встречается у их родственников в Азии или Африке. Но одинокий старик, который, шатаясь, продвигался вперед, выказывал несомненные признаки слабости. Большой факао, лесной нож, правда, оставался еще в руке, но пальцы еле держали его. Он двигался, как машина, завод которой испортился и трещит ослабевшими пружинами.

Но когда старик дошел до этого места, мужество снова как будто воспрянуло в нем. Там, внизу, его взору открылась громадная степь, простиравшаяся до самого горизонта, подобная морю, – и на ней жесткая трава пампасов колыхалась длинными грядами.

Однако не от этого заблестели снова светом надежды усталые глаза старика. Далеко впереди дымка, скользящая в дрожании солнечного эфира, словно развевавшийся шелковый покров, не была фата-морганою. Этот столб в сиявшей высоте сопровождал человека с тех же давних времен, когда и Дарвинова обезьяна лишилась своего хвоста и произвела себя в цари вселенной.

Старый человек не был новичком. Он не закричал от радости. Он не возликовал и не ринулся вперед за помощью, которая могла бы спасти его старое изможденное тело. Нет – он выбрал себе камень и сел на него только тогда, когда удостоверился, что ни одна змея урутус не устроила под ним своего логовища.

После этого он взял дорожную флягу и опорожнил ее, глотая в то же время хинин пилюлю за пилюлей. Затем он нашел несколько темных орехов и стал жевать их.

Солнце стояло в зените и жгло со всею тропической яростью. Воздух как будто высекал искры в густых и сухих зарослях. Так, по крайней мере, казалось одинокому старику.

Это и в самом деле был старый человек. Его спина была сгорблена, а жажда и голод изглодали мускулы лица почти до черепа. Волосы и борода висели жидкими спутанными прядями и составляли странное обрамление черт с кожею, сухою, как у мумии. Но ввалившиеся глаза еще горели глубоким огнем. Была ли то лихорадка, которая в течение нескольких месяцев бушевала в его крови во время путешествия на юг? Или, быть может, хинин зажег новую искру жизни в слабом, смертельно усталом теле? Трудно точно сказать, но наверняка это был способный к стойкому сопротивлению старик, тренированный старый охотник с дублеными мышцами и стальною волею.

А теперь он должен был умереть. Он знал это. Тяготы имеют свои границы, а те, которые он испытал, давно бы убили человека и моложе его. Стоя на пороге неведомого, он вспоминал, как несколько месяцев назад находился на пороге великого открытия. И это открытие поддерживало Раймонда Сен-Клэра, потому что это знание не должно было умереть, подобно многочисленным открытиям, столетиями погребенным под снегом и льдом или в пустынной стране девственного леса.

Далеко впереди, на равнине, служащей преддверием к самому Matto grosso [3], виднелись признаки огня, разведенного белым человеком. Этот тонкий голубоватый дымок не мог исходить из индейского лагеря. Белый человек или несколько белых сидели там, внизу, и пекли в золе мясо зверя или птицы.