- Дарить режущий инструмент - нехорошая примета, - сказал он, снимая очки, чтобы протереть запотевшие стекла. - Наградить? Солдат не награждает... Будем считать, ты его у меня купил.
- Спасибо, - растроганно пробормотал я, с удивлением пытаясь поймать почти детский взгляд невидящих глаз. - Он будет моим кортиком.
Влад засмеялся, и глаза его скрылись за броней толстых линз.
- Прощай, - прогремел он, крепко пожимая мою руку, и заспешил обратно, к своему экзотическому транспорту. Я почувствовал, что потерял что-то большое, доброе, надежное и жутко умное. Если человек носит толстые линзы и мягко улыбается в усы - на него можно положиться, ему можно верить - не закон, конечно, но хотелось бы верить, что правило.
Оставив грустные мысли и физиогномические изыскания, я подхватил Милу под руку, и мы двинулись за стюардом. Наш путь пролегал через странные пыльные коридоры, захламленные помещения. Я и не заметил, как мы оказались на борту парома. Стюард открыл дверь и пропустил нас вперед. Это была прекрасная, но не совсем чистая, двухместная каюта.
- Постарайтесь меньше выходить на палубу, - предостерег он, - а лучше будет, если вы до Красноводска останетесь здесь. Ужин я принесу.
Стюард кивнул мне и ушел.
- Я так устала, - прошептала Мила, опускаясь на постель, - Какая сутолока.
Она положила голову на подушку и задремала.
Какое наслаждение иметь возможность смотреть на нее. Я сел рядом. Она спала. Я дотронулся губами до ее чудесных волос. Вор, я вор. Столько лет мечтал я о том, что беру сейчас украдкой. Но у кого... О, Боже... Нет, нет... Не надо... Не надо этой мысли. Оставь, прошу, Боже, оставь... Мне нравится этот Ад. Он по мне, по моему размеру... Я знаю, знаю, твое небытие сладостно, но не верю, что слаще моей сердечной боли. Нет, нет, нет.
Я выхватил меч и отбросил его к стене.
Да, я знаю, Господи. Она зло... Она всегда была моим злом. Личным. Но сейчас... Знаю, она взяла кинжал Этибара - этот заостренный, отточенный кусок металла, оскверненный кровью многих жертв... И его кровью. Ты прав, она - Ангел Тьмы... Но оставь, оставь меня. Мне по душе эта тьма. Пусть холодно, пусть без света и почти без надежды. Зачем мне все это? Разве эти безделицы греют мою душу? Сияние волшебных глаз, драгоценный нежный голос и... тьма, да, ее тьма. Тьма - мой свет. Без ночи нет дня... Без нее не может быть счастья... Оставь меня, Боже...
Но Господь был глух к моей мольбе. Я почувствовал, как чужой вторгается, вваливается в мой мозг, вытесняет мое сознание в малый бездействующий его уголок... Палач, опускающий нож гильотины. Не-ее-ет!...
Я повалился на пол. Рука моя потянулась к мечу. Я не хочу этого. Слезы текли по щекам, но что от этого жрецам долга? Я не хочу, Господи. Будь милосердным.
Нож, да, нож. Другой рукой, я нащупал в кармане нож. Щелкнуло лезвие, выскакивая из рукояти. Закусив губу, я со всей силы вонзил его в кисть, пригвоздив ее к полу. Брызнула кровь. Боль ворвалась в мозг. И тот, другой, завопил, затрясся в ее смертельных круговоротах. Он слаб. Слаб. Я сильный. Я Тим Арский. Что может противостоять Богу? Только она. Любовь. Всемогущая, если не стоящая над ним, но равная ему. Ты, Господи, разъединяешь людей, мстишь, холод вселяя в сердца. Ты считаешь это властью? Но тот другой, с сердцем, поющим любовь... Он сильнее твоей мести, ведь любить можно и холод, любить можно и тьму. Да, я Ангел Света, но я люблю ночь и разве важно, ЧТО я тогда! "Ты человек", - послышался голос, как будто пропели где-то высоко-высоко колокольчики. Я поднял голову. Мириады звезд блуждали вокруг, как будто в поисках кого-то. Вдруг они все устремились в одну точку и, слившись в один радужный шар, взорвались сияющими лентами. Это женщина. Ее лицо скрыто звездной вуалью, но тело божественно... Это она. Огненная Дева. Меч Митры поднят ее рукой, и голос многократно отразился во мне, даруя милость:
"ПРИШЕДШЕЕ СО СМЕРТЬЮ, ДА УЙДЕТ С ЛЮБОВЬЮ"
Она уходила к горизонту, мягко ступая в огненную пыль, туда, где в лучах восходящего Солнца ждал ее Нур-Эддин. Картина тускнела, теряла краски, пока не рассыпалась вовсе, обнажив грязную стену каюты. Странно. На руке нет никакой раны. А Мила все спит. Мила спит так мило - каламбур.
- Мила, Мила, - тихо позвал я ее. - Ты любишь Арского?
- Не люблю я никакого Арского, - сквозь сон пробормотала она. - Я Тима люблю.
Повернувшись на другой бок, она заснула еще крепче. Я засмеялся. Прости меня за глупость, Господи! Вот и все друзья. Хороший и вполне счастливый финал. Вы так любите истории с хорошим концом... Эй вы, в третьем ряду, вытрите слезы... А вы, молодой человек, расправьте плечи... И любите... Любите друг друга, ведь только тогда вы равны богам, ибо любовь есть ничто иное, как Бог. Хлопайте, друзья! Хлопайте...
Читать дальше