Вадим Деркач - Меч митры, пепел и тим

- Как быть? - спросил я у него, - Не могу так больше. Устал. Он превратил меня в девку. Я хочу оставить его.

- Оставьте, - сказал сторож.

- Не могу. Он часть меня. Я ничто без него.

- Не оставляйте.

- Но он требует от меня слишком многого.

- Так оставьте.

- Но...

- Послушайте, - перебил меня старик, - послушайте старого Хаема. Многие говорят: Хаем - глупый. Но Хаем не глупый, он просто много прожил, чтобы считать себя мудрым. У нас, у евреев, есть Каббала. Одни считают, пошла она от Моше, другие - от самого Господа нашего. И говорят, кто сможет понять священные знания, записанные в древних книгах, тот узнает, как сотворен наш мир, и все тайны в нем ему откроются. Но по закону, Каббалой может заниматься только человек, достигший тридцати пяти, потому что моложе он слаб, и голова его тоже слаба. Да, Хаем знает, какая голова у молодых, старик дотронулся пальцем до лба, вздохнул и продолжал:

- А до тридцати пяти каждый должен жить по данным нашему народу законам. Просто жить.

- А Каббала? Так никому не удалось?

- Нет. Жизнь человека коротка, а мудрость Бога вот какая, - старик раскинул руки, потом опустил их бессильно. - Не обижайтесь на старого Хаема, но вы так молоды. Хаем говорит вам "оставьте", Хаем говорит "не оставляйте", а вы просто живите. Живите...

Я поднял меч, прошел к лестнице. Обернулся, и, уловив взгляд черных глаз старика, бросил короткое "Спасибо" и ринулся вниз.

Дождь окончился. Я, не торопясь, подошел к машине и постучал по стеклу. Задремавший Влад встрепенулся, дернул ключ в замке зажигания - двигатель заурчал. Я удобно устроился на переднем сидении. "Будем жить", - сказал Влад, и машина тронулась с места.

Через час мы были в городе. Пустые неуютные улицы, редкие выстрелы. Да, неплохие декорации для нашей печальной истории. Играем финал.

Влад затормозил у невзрачного домика в Черном городе. В дверях нас встретил Слава.

- Слабовато для тебя, - сказал я, рассматривая ветхую обстановку.

- Для конспирации, - виновато объяснил он.

- Мы снова в подполье?

- Есть одна хорошая новость, одна - плохая.

- Давай с плохой, - не раздумывая выбрал я, - последнее время они доставляют мне особое удовольствие.

- Бизнес взбудоражен.

- Ты хотел сказать "мафия"?

- Это не существенно. Все только и говорят о резне в Мардаканах.

- Быстренько у нас новости расходятся.

- Это вовсе не смешно. Известно, что убил Тим Арский. Ты не знаешь такого?

- Что-то не припоминаю, хотя, наверное, очень достойный гражданин, -спокойно ответил я.

- Около квартиры Милы и дома ее родителей крутятся подозрительные типы.

- Это ее поклонники.

Мила сердито посмотрела на меня.

- Перестань клоунничать, - рассердился Слава, - Поверь, Этибар может достать и после смерти.

- Всегда сочувствовал тарантологам. Ты меня уже достал.

- Ты совершенно невозможен, - устало сказал он, - Мила, лучше я с тобой буду говорить. Сегодня в семь часов от морвокзала отходит паром с беженцами. Я договорился. Для тебя и Тима уже готова каюта.

- Нет, - не согласилась она, замотав головой. - Нет.

- Поиграешься немного,

Исчерпаю все слова

И наставишь два мне рога

С благодарностью тогда - продекламировал я с выражением и чувством.

Славик наградил меня взглядом, в котором только слепой мог отыскать любовь и уважение.

- Вот что, ребята, - сказал он, раздраженно, - вы можете ссориться, ненавидеть друг друга, но вас прибьют в этом городе или, что еще хуже, прознают о моем участии. Поэтому, если надо будет, я вас на паром под конвоем отправлю. Насильно. В Красноводске же, пожалуйста, скажите друг другу "ариведерчи" и в разные стороны, навсегда.

- Мне все равно, - рассмеялся я, - но очень кушать хочется.

- Я так понял, мы договорились, - удовлетворенно заключил Слава, - Этот факт мы сейчас отметим.

Он открыл дверь в соседнюю комнату. Посреди нее стоял накрытый стол и за ним сидел человек. Слава растерянно посмотрел на Влада.

- Он не мог сюда войти незамеченным, - удивлено проговорил тот, вынимая пистолет из кармана.

- Мог, - коротко сказал я. - У нас дело. Надеюсь, не будет возражений, если мы переговорим с глазу на глаз.

Я вошел в комнату и, закрыв за собой дверь, принялся рассматривать сидящего. На нем была странного рода одежда. Казалось, она вовсе не имела ни цвета, ни фасона. Отсутствие первого заставляло мнить ее черной, а недостаток второго, оборачивало ее невзрачным пятном. Выражение лица человека менялось каждое мгновение, что создавало впечатление о его ординарности и делало невозможным запомнить особенности.