Геннадий Прашкевич: Великий Краббен

И отвернулся.

Действительно, о чем тут говорить?

Вон на песке валяется метровая сельдяная акула.

Час назад ее не было, а сейчас валяется. Сельдяную акулу не берет даже армейский штык, а сейчас она вспорота, как консервная банка.

Это даже Сказкин оценил. До него, наконец, дошло – влипли! Но вслух он просто сказал:

– Начальник! Я о тебе думал!

Лоция Охотского моря. Второе пришествие. Все для науки. Человек-альбом. Серп Иванович не сдается. Кстати, о проездном. Плач в ночи над океаном. Сируш, трехпалый, мокеле-мбембе. Как стать миллионером. «Берегись, воздух!» Удар судьбы.

Ветры, дующие с прибрежных гор, бывают настолько сильными, что на всей водной поверхности залива образуется толчея, воздух насыщается влагой, а видимость ухудшается. Поэтому входить в залив Львиная Пасть при свежих ветрах с берега не рекомендуется. Летом такие ветры наблюдаются здесь после того, как густой туман, покрывавший ранее вершины гор, опустится к их подножью. Если вершины гор, окаймляющих залив, не покрыты туманом, можно предполагать, что будет тихая погода.

Загнав Сказкина в пещеру, Краббен не ушел – за высоким горбатым кекуром слышалась мрачная возня, шумные всплески.

Нервно зевнув, Серп Иванович перевернулся на живот.

Выцветший тельник на его спине задрался, и на задубевшей коже Сказкина проявилось таинственное лиловое имя – Лиля.

Вязь сложного, не совсем понятного рисунка терялась под тельником.

Какие-то хвосты, ласты. Похоже, тело Сказкина душили и обнимали неизвестные гады.

– Туман будет…

Гребень кальдеры заметно курился.

Дымка, белесоватая, нежная, на глазах уплотнялась, темнела, собиралась над водой в плотные плоские диски.

– Скорей бы.

– Почему?

– А ты погляди вниз!

Серп Иванович поглядел и ужаснулся:

– Какой большой!

– Уж такой! – кивнул я не без гордости.

То уходя в глубину, то вырываясь на дневную поверхность, Краббен, гоня перед собой бурун, шел к Камню-Льву. Солнце било в глаза, и я видел лишь общие очертания Краббена – некое огромное тело, с силой буравящее воду. На ходу голова Краббена раскачивалась, как тюльпан. Он как бы нам обнадеживающе кивал: я ненадолго, я вернусь!

На всякий случай я так и сказал Сказкину:

– Он вернется.

– Еще чего! – обиделся Сказкин. – Пускай плывет!

– Молчи! – приказал я. – И глаз с него не спускай. Замечай каждую мелочь: как он голову держит, как работает ластами, какая у него фигура…

– Да они все там одинаковые… – туманно заметил Сказкин.

Я промолчал.

Краббен входил в крутой разворот.

– А нам за него заплатят? – спросил Сказкин.

– А ты его уже поймал?

– Упаси господи! – ужаснулся Сказкин и тут же возликовал: – Уходит!

– Как уходит?

– А так! Своим ходом! Что он, козел, чтобы сидеть на веревке!

Теперь и я увидел – Краббен уходит.

Подняв над водой гибкую шею, он находился уже на траверзе Камня-Льва.

Ищи его потом в океане.

Я был в отчаянии.

Обрушивая камни, осыпая песок, я с рюкзаком, Сказкин с «тозовкой», мы скатились по осыпи на берег. Никогда этот замкнутый, залитый светом цирк не казался мне таким пустым и безжизненным.

Камни, вода, изуродованная чудовищными клыками мертвая сельдяная акула.

– Да брось, начальник! – удивился моему отчаянию Сказкин. – Ты же видел Краббена. Что еще надо?

– Видел, – Серп Иванович не мог меня успокоить. – Видел – не доказательство. Чем я докажу это – видел?

– Акт составь! – еще больше удивился Сказкин. – Я сам твой акт подпишу, и Агафоша подпишет. Он, если оставить ему старые сапоги, все подпишет!

Я отвернулся.

На борту корвета «Дедалус», когда он встретился в Атлантике с Морским Змеем, было почти сто человек. Ни одному из них не поверили. Кто же поверит акту, подписанному бывшим конюхом Сказкиным и горбатым островным сиротой Агафоном?

– Да что он, последний, что ли? – утешал меня Серп Иванович. – Один ушел, другой явится. Это как в любви, начальник. Плодятся же они где-то! – Сказкин весело покрутил головой. – Я как-то в Бомбее встретил индуску…

– Оставь!

– Да ладно. Я ведь к тому, что на этом твоем Краббене свет клином не сошелся. В мире и без него много загадок, начальник. Видишь, раковина лежит. Кто знает, может до нас ее никто не видел, а?

Раковина, которую Сказкин поднял и держал в руке, ничем не отличалась от других – тривиальная гастропода, но Серп Иванович уже уверовал в свое открытие. Он настаивал: