Ты Елена, подумал он.
— …красивый.
— Красивый? Я — красивый?!
Так говорил Чок, Дункан Дородный: «Осмелюсь предположить, женщины будут валиться вам под ноги пачками… в гротесковости есть своя притягательная сила.»
— Элиза, пожалуйста, не надо. Оденься.
— Ты же здоров! — В темных манящих глазах блеснула настоящая ярость. — Ты вполне нормален!
— Может быть!
— Ты что, отвергаешь меня? — Дрожащим пальцем она ткнула ему в область поясницы. — Эти чудовища… они… ты по-прежнему мужчина?
— Может быть.
— Тогда…
— Элиза, я через столько прошел…
— А я что, нет?
— Ты потеряла мужа. Это старо, как мир. А то, что случилось со мной, не имеет аналогов. Я не хочу…
— Ты боишься?
— Нет.
— Тогда покажись мне, какой ты есть. Сними халат. Вот же постель.
Он замялся. Разумеется, его тайная вина не могла быть для Элизы секретом: он жаждал ее уже много лет. Но негоже заводить интрижку с женой друга, а она принадлежала Марко. Теперь Марко был мертв. Элиза сердито сверкнула глазами; казалось, она в раздумьи: то ли сгореть до пепла во вспышке страсти, то ли в ярости заледенеть. Настоящая Елена.
Она бросилась на него.
Грудь ее колыхалась, плоский твердый живот плотно прижался к Беррису, сильные руки обхватили его плечи. Какая высокая женщина. Сверкнули зубы. Жадным поцелуем Элиза впилась в его неподвижный рот.
Ее уста мою исторгли душу. Смотри, она летит! [25] К.Марло. «Трагическая история доктора Фауста». Акт V, сцена 1.
Под ладонями он ощутил гладкую кожу ее спины. Скрюченные пальцы его глубоко зарылись в белую плоть. Маленькие щупальца чертили быстрые концентрические круги. Она заставила его отступить на шаг, к самой кровати. Самка богомола настигла самца. Елена, дай бессмертье поцелуем! [26] К.Марло. «Трагическая история доктора Фауста». Акт V, сцена 1.
Они рухнули на кровать. Черные завитки волос прилипли к ее щекам, пот заливал глаза; грудь ходила ходуном, глаза тускло отсвечивали нефритом. Она принялась стаскивать с него халат.
Бывают женщины, которым подавай горбатых, безруких, припадочных, хромых, разваливающихся на ходу. Элизе потребовалась жертва хирургического эксперимента. Беррис почувствовал, как в нем вскипает горячая волна. Халат отлетел на пол, и жертва науки предстала перед Элизой во всей красе.
Что же, смотри.
Беррис молил Бога, чтоб она не выдержала этого испытания, но она выдержала. Более того, пламя вспыхнуло только еще ярче. Ноздри раздувались, кожа источала жар. Беррис был ее пленником, ее жертвой.
Победа за ней, мелькнуло в мозгу у Берриса. Но я еще способен на контратаку.
Повернувшись к ней лицом, он стиснул ее за плечи и что есть силы вжал в матрас. Последний женский триумф, подумал он. Выигрыш в том, чтобы красиво проиграть в победное мгновение. Он погрузился в шелковистую глубину ее бедер, заелозил по ним своей неестественно гладкой кожей. Взрывная волна демонической энергии выплеснулась наружу, и Беррис расколол Элизу до самой сердцевины.
Отворилась дверь, и в одиночную палату вошел Том Николаиди. Девушка уже не спала; она сидела у окна и смотрела в сад. В руках Николаиди был уродливый кактус в горшочке, совсем маленький, серовато-зеленый — скорее сероватый, чем зеленый — и с угрожающе длинными иглами.
— Ну, как дела. Пошли на поправку?
— Да, — ответила Лона, — на поправку. Меня что, уже выписывают?
— Еще нет. Вы знаете, кто я такой?
— Даже не догадываюсь.
— Том Николаиди. Зовите меня просто Ник. Я занимаюсь социальной психологией.
Лона никак не отреагировала на полученную информацию. Николаиди поставил кактус на столик рядом с кроватью.
— Лона, я знаю о вас все. В каком-то смысле, я даже имел отношение к тому прошлогоднему эксперименту. Наверно, вы забыли… в самом начале вы проходили у меня тест. Я работаю на Дункана Чока. Слышали о нем?
— А я должна была о нем слышать?
— Один из самых богатых людей в мире. Один из самых могущественных. Ему принадлежат газеты, видеостудии… Пассаж. Он очень интересуется тем, как идут у вас дела.
— Зачем вы принесли это растение?
— Терпение, терпение. Я…
— Оно отвратительно.
— Лона, — улыбнулся Николаиди, — как вы посмотрите на то, чтобы под вашу опеку перевели несколько ваших детей? Например, двоих. Самой заняться их воспитанием.
— По-моему, это неудачная шутка.
Под взглядом Николаиди на впалых щеках ее появился румянец, в глазах зажегся жадный огонь. Николаиди чувствовал себя невероятным подлецом.
Читать дальше