Наталья Иртенина - Скрип

– Как же я могу погубить кого-то, – увещевал я его, вставая на стул и засовывая голову в петлю, – если все это – лишь мой бред и галлюцинация? Что-то ты путаешь, дружок. Пошел на попятную, а?

Я взглянул на его жалкую физиономию и рассмеялся. Мне вдруг стало очень легко и весело. Я был почти счастлив тем, что сейчас утру этому недоразумению, сидящему на диване, его паршивый нос.

– Сгинь! – крикнул я ему и пнул ногой стул.

Последнее, что я услышал, были два слова, почему-то по-немецки:

– Sehr gut!

Значит, я был прав. Он врал.

С ним было покончено.

А со мной творилось что-то странное. Как только я повис в петле, болтая ногами и сдавленно хрипя, я почувствовал, как моя шея вытягивается, удлиняется, становясь похожей на шею жирафа. А за ней и все тело начало вытягиваться. Оно становилось все тоньше и тоньше, длиннее и длиннее, пока наконец не превратилось в тонкую серебристую струну. Она потянулась к окну, выскользнула в форточку и полетела вверх. Ее длинный хвост еще долго волочился из окна моей квартиры. Дождь уже перестал поливать город, и в небе сквозь рваные облака просвечивали яркие, влажные звезды. Струна летела туда, к ним. Она проскочила через одну из брешей в облачном тумане и устремилась к звездам, призывно подмигивающим издалека. Наконец, долетев до владений Млечного пути, струна свернулась в серебристый клубок и превратилась в звезду, уютно пристроившуюся среди своих улыбчивых соседок…

Но, наверное, звездой я был недолго. Или она была только частью меня. Другая же часть находилась в каком-то странном месте – что это за место, я не мог определить, потому что вокруг был густой белый туман. Я чувствовал, что от него исходит могильный холод, пронизывающий до костей. Моя кровь давно заледенела, сердце было сковано льдом, и все тело превратилось в холодный, замороженный кристалл. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, сколько ни старался, как будто был крепко связан. Вдруг из тумана выплыла фигура. Она приблизилась, и я рассмотрел ее, хотя черты лица были смазаны и очень нечетки. Но я понял, кто это, – это был ангел смерти. Он склонился надо мной и поднес к моему лицу свою руку. Она была обжигающе холодна. Я застонал от нестерпимого прикосновения и от догадки о смысле его жеста. Ангел смерти поставил на мне свою печать. Теперь я принадлежу ему. Я хотел закричать от ужаса, но не смог выдавить ни звука. Я хотел поднять руку, чтобы защититься от него, но не сумел. Тогда я захотел расплакаться, как испуганный ребенок, которого заперли в темной комнате, но не смог сделать и этого. Слезы сразу же превращались в маленькие кристаллы, коловшие глаза. И тогда я понял, что мне уже не спастись. Но когда я был готов отчаяться, произошло странное. Ангел смерти уже не был ангелом смерти – передо мной была моя жена, Томка, озабоченно смотревшая на меня. Я хотел крикнуть ей, чтобы она не пугалась, – ее ангел смерти не тронет, ему нужен только я. Но крик замер в горле – я увидел, как из тумана выбирается черт, убеждавший меня совсем недавно, что он – это я. Я не поверил ни единому его слову, не верил его наглой, гнусной, мерзко ухмыляющейся роже. Его вранье было абсолютно неправдоподобным. Но его подлые умыслы не вызывали сомнений. Он хотел отнять у меня Томку. За ней он и пришел. Как паук, он приближался к ней, злорадно кривя губы в мерзком оскале.

Сделав нечеловеческое усилие, я закричал:

– Я спасу тебя! – И задергался, пытаясь освободиться от ледяных оков…

– Тише, Алешка, тише…

Я очнулся в своей квартире, на диване. Рядом сидела моя Томка, живая и невредимая. Она вернулась ко мне! Блаженно улыбаясь, я сказал:

– Том! Я знал, что когда-нибудь ты вернешься ко мне. Ты ведь не насовсем уходила? Ты мне нужна, очень.

– Молчи. У тебя страшный жар, ты бредил. Кого ты собирался спасать? Тебя самого надо срочно спасать от горячки. Где ты умудрился так простудиться? И чем ты тут вообще занимался? Я пришла – дверь нараспашку, по всему полу какие-то грязные разводы, черт твой из шкафа валяется под ногами. Ты меня напугал до смерти – лежал на полу без сознания, с веревкой в руках. Что у тебя тут творилось, скажи, пожалуйста?

Если бы я сам знал!

– Том, посмотри, там, на кресле… только не пугайся, это кровь…

– Кровь? Ты поранился?… Здесь нет никакой крови. Ты все еще бредишь! Я вызываю «Скорую». Не хватало мне еще, чтобы ты умер как раз в тот момент… Алло, «Скорая»?…

Когда она положила трубку, я взял ее за руку и усадил рядом с собой.