Грим - Внимательные вещи [СИ]

— Почему он обратился к тебе, а не к своим покровителям? — спросил я.

— Да ты представляешь, какие у этой смеси возможности? И что могут наворотить люди, не скованные условностями? Я переиначил вопрос:

— Тогда почему ты обратился именно ко мне?

— Потому что, — сказал он. Этот ответ меня в моем неверии не разубедил. Хотя должен был означать, очевидно, следующее: мол, положиться ни на кого в наше время нельзя, а я тебя с детства знаю. Меня задирали сверстники, ты заступался, а я вот запомнил и оценил. С одной стороны, это благодарность моя тебе, а с другой… С другой — всё равно обратиться не к кому. Я сказал, что действие этого правдодела проверить бы надо. Лично в его волшебных свойствах убедиться, понюхать всё, посмотреть.

Вымысел я могу принять. Но враньё…

— Конечно, — легко согласился он. — У меня осталась щепоть.

Кстати, нюхать ничего не придется. Запаха от реактива нет.

— Я только домой забегу, — вдруг так же легко согласился я. Мы забрали со стоянки автомобиль, двигатель которого еще не успел остыть, и подъехали к моему дому. Зашли. Озирался он с любопытством, трогал одно, другое, но впоследствии, когда я обнаружил, что блестящий стеклянный шарик, не особо нужный, но преданный мне предмет, с моего стола пропал, мне и в голову не пришло связать его отсутствие с визитом Вяземского.

В отличие от меня, живущего в центре, Вяз жил в примыкающем к городу поселке Западном. Это место лет 20 назад считалось престижным: поле, невдалеке лес, и не более полусотни одноэтажных домов, называемых почему-то финскими. Поселок выстроен был для офицеров — преподавателей военной кафедры в политехническом. Этот техникум тактики, стратегический институт и я когда-то кончал. И военное дело, как же, преподавалось. Но в последнее время вокруг поселка творилась почти военизированная возня. Семьи стали съезжать, но электричество и коммуникации еще были. Будучи в курсе слухов, касающихся муниципальных дел, я знал, кому и зачем (за что — суммы назывались разные) эта территория продана. Остались не выехавшие — полтора десятка упрямых семей. И Вяз — в числе отставных и оставшихся. Тут же открылось, что и Химик невдалеке жил. В соседнем ряду. Или, если угодно, улице. Построив на задворках завод. — Завод?

— Не вполне. В гараже у него было все оборудовано. Я огляделся пристальней. Некогда райская местность выглядела запущенной, отцвела. И куда всё подевалось — сосны, зелень, поля.

Остались хилые клены, изощренно изогнутые, росшие вдоль улицы, да две вишни у Вяземского во дворе. Клены в середине июля были уже желтые. Вишни завшивели. Придурковатая природа и не стремилась для нас хорошо выглядеть. Горы мусора. Камни. Запахи. В мусоре копошилась какая-то жизнь. Незнакомые травы с жесткими, как проволока стеблями, прорастали сквозь микромир. Вдалеке был заброшенный котлован, торчал экскаватор. Надо всем этим нависали невесомые небеса. Синь, вонь. И только восток наливался тяжестью, облаков хляби белые загораживали горизонт. Напротив дома и двора Вяземского врос в глину валун — в прожилках и пролежнях. Калитка скрипнула. Мы вошли. Обстановка жилища была спартанская — в отличие от сатанинской, которую я поневоле вообразил. Не укладывалось воображение, возбужденное химическими намёками, в обычные формы, близкие обывательским. Впрочем, нечто сатанинское интерьер таил. Полки вдоль стен были уставлены исковерканными предметами, обломками их. Никто б никогда не догадался, по какому принципу формировалась эта коллекция, если б не знал о страсти Вяза к авариям и катастрофам.

Нет, он их не творил. Он собирал и хранил предметы с этих событий.

Это в нем было еще с детства. Но я и не предполагал, что страсть так далеко зашла, соединившись с идеей о химреактиве в стройное логическое сумасшествие. Я потянулся к куску пластмассы, снабженному инвентарным номером, расплавленному, свернувшемуся в бесформенный серый комок.

— Стоп, — сказал Вяз, оттирая меня от предметов. — Руки чешутся?

Ты их одну о другую чеши.

— Химик знал об этой коллекции? — спросил я, немного обиженный за свои руки. Он кивнул. — Демонстрируй, — распорядился я. Он сунулся в свой в карман и вынул темную склянку, завернутую в носовой платок. Стоя ко мне спиной, долго выбирал на полке предмет, наконец, снял тот самый кусок пластмассы, на который покушалась моя рука.

— Событие прошлогоднее, — сказал он. — Возгорание в супермаркете.

Да что там возгорание — сгорело дотла. — Он положил предмет на стол.