— Каждому знанию, своё время, — вздохнул дед, — скажи я тебе тогда, что он на самом деле мог, разве поверил бы? А если и поверил, то опять таки, начал бы ненужные вопросы задавать?
— Ненужных вопросов не бывает, — ответил за меня Федор, — лучше знать раньше, чем поздно.
Но его выпад старый проигнорировал и продолжил:
— А теперь Максим, давай поучу я тебя портянки мотать. Вот и обрывки твоих штанов пригодятся.
Пока дед пеленал мне ногу как младенца. Закололо в висках. Быстро и пронзительно, словно Розина швейная машинка иголкой застучала. Я зажмурил глаза и увидел красные точки, приближающиеся со всех сторон.
— Они возвращаются…
Все разом оглянулись. Ещё одной встречи нам не пережить.
— Быстро в дом! — скомандовал Хаймович.
Мы и без его команды влетели в домик, в котором Косой нашел болотные сапоги. Вторую ногу я наспех сунул в сапог и мельком глянул на дом. Домик был добротный из серого силикатного кирпича, крытый железной черепицей. Не было бы в нем окон, цены б ему не было. Но вот, мы уже в домике и переворачиваем кровать. Матрац падает на пол, мыши разбегаются с него с писком и возмущением. Два пинка и спинки отлетают, панцирной сеткой к окну. Древний кухонный стол подпирает сооружение. Остается ещё одно окно и кровать поменьше. Но, немного подумав, решили её не трогать. Правда, есть веранда с длинным стеклянным окном, там нам не продержаться. Поэтому отступили мы сразу во вторую комнату. Нас шестеро, а комнатка явно на двоих. Тесно. Мы бестолково топчемся.
Ревет Максим младший. Вот досталось пацану с детства. Никакого покоя. Луиза затравленно оглядывается в поисках безопасного места. Я сметаю половик с пола. Нога задевает за большое металлическое кольцо. Крышку на себя. Так и есть! Погреб. Черная яма дохнула на нас застарелым гнильем и мышиным пометом. Покрытые белой плесенью, мохнатые ступеньки.
— Роза, Луиза, давайте вниз!
— Шустрый! Ты с ними. — махнул головой Федор.
Сережка не успел взъерепениться, как я схватил его за плечи и, шепнув на ухо: «Ты последний защитник. Если, что …». Отправил его следом. Обеденный стол перевернули и прикрыли крышку погреба. Вот и готовы. Хаймович притулился спиной к панцирной сетке, прикрывающей оконный проем. В его руках появилась тонкая сигаретка, которую он покрутил в пальцах, и наконец прикурил.
— Ну пожалуй и всё хлопцы… Зря вы меня послушали дурака старого. В пригороде может ещё прожили бы…
— Чему быть, того не миновать, — мрачно сказал Косой, под завязку набивая магазин.
— Всё обойдется, — заявил я, сам ещё не веря своим словам и предчувствиям. Но все же следуя примеру Федора, давил патроны один за другим.
— Может это не они? Ты не обознался?
— Они. Но я думаю, обойдется. Вы здесь посидите,… я сам к ним выйду.
— Максим, даже Мишкой косолапым, ты не справишься с ними один.
— Кем?
— Медведем, как ты давеча превращался.
Вот оно, что! А они скрывали, мямлили что-то? Себя то со стороны я не видел.
Проблеск гордости и некоего самоуважения мелькнули в сознании. Неплохо. Этим собакам стоило меня уважать и бояться. Хотя не собаки они, прав Косой, не собаки.
— Попробую договориться. Только вы не… Словом. Если шума не будет. Не стреляйте.
— Максим, — испытующе посмотрел на меня Хаймович, — Ты зря не геройствуй. Это тебе не рой с коллективным разумом, а дикие собаки.
— Попытка не пытка, — сказал я и, чтобы больше не оттягивать неизбежное, с бьющимся сердцем переступил порог комнаты, прикрывая за собой дверь. Так же тихо и нежно открыл входную дверь и, выйдя на крыльцо, присел на корточки. Так удобней им в глаза смотреть. Пятеро псов сидели полукругом передо мной. Десять глаз тяжело, не моргая, уставились на меня. Они ловили каждое моё движение. И хоть сидели они вполне свободно, хвосты были вытянуты по струнке. Я знал, что набросятся они мгновенно, если что…
Поэтому сидя на корточках, я вполне мог их обдурить. Как далеко я могу прыгнуть из этого положения, они понятия не имеют. И прием этот на других собаках проверен и испытан не раз. Ну, что ж пора с ними потолковать. Настроившись на более крупного кобеля в центре, я мысленно спросил:
— Зачем пришли? Кроме смерти вы ничего здесь не найдете.
— Ты один. Зачем грозишь. — Недовольное ворчание. Верхняя губа приподнялась, обнажая клыки.
— Я не один и ты это знаешь. Незачем врать.
— Людям моего племени не свойственно вранье… Мы не то, что презренные …
(непонятное определение, видимо относящееся к нам, двуногим)
Читать дальше