Игорь Гор - Проект «Повелитель»

— Под соусом, а не подливом, молодой человек… — улыбнулся Моисей Хаймович.

— Да? А какая хрен разница?

— Так был он военным или нет? — наступил Федор.

— Сказать, что он совсем не был военным, было бы неправдой. В молодости все несли воинскую службу в своё время. В память о службе было модно наносить татуировки на предплечье с изображением вида войск, где служил. Так вот, если вам удастся с ним когда-нибудь встретится, опознать его вы всегда сможете по этому знаку на плече: парашют, под ним самолетик, и три буквы ВДВ.

— Ты хочешь сказать, что он до сих пор жив? — сглотнул слюну я.

— А почему бы и нет? А теперь удальцы мои давайте поднимемся на четвертый этаж.

Видимо действительно пора рассказать вам кое-что, но сначала надо найти кое-что ценное… Пойдемте, время не ждёт.

Надо ли говорить, что ломанулись мы с Косым, как, будто нас собаки за пятки хватали.

Хаймович поспевал, но дышал не важно. Добежали до третьего этажа, и вдруг что-то громко и металлически завыло. Перед лицом выросла пелена. Толчком сбиваю Косого в сторону коридора и валюсь назад, сбивая с ног Хаймовича. Кричу, стараясь перекрыть оглушительный вой:

— Всем стоять! Защита включилась!

Федя поднимается, потирая плечо, следом Хаймович держась за шею и что-то шипя.

Поднимаю глаза, и вижу, как сверху движется серая летящая масса. Вот она коснулась невидимой преграды и черные, обугленные, и шипящие трупики начали падать как капли дождя к нам. Крылышки и лапки сгорали мгновенно, и нечто бесформенное и воняющее усыпало лестницу. Мы отошли подальше. Вой стих и мертвецкий голос объявил:

— Попытка проникновение объекта предотвращена. Уровень угрозы класса — А. Система безопасности работает.

Хаймович выглядел расстроенным, и с губ его слетело неведомое ругательство:

— Ядрёны пассатижи!

— Ну, вот Хаймович, обретает человеческое лицо, — сказал я, — первый раз в жизни слышу, как ты ругаешься.

— Это собственно не ругательство, — смутился Моисей Хаймович, — это присказка моего отца.

— Не расстраивайся, Хаймович, — кивнул я в сторону лестницы, — оно всё к лучшему.

Успели бы проскочить и хана нам пришла, скушали бы твари…

— Оно то, так, но как отсюда выбираться?

— Тихо! — рявкнул я, и поднял руку. За углом что-то было. Вернее кто-то перепуганный насмерть сидел за углом на лестничном пролёте. Его эмоции были настолько ярки и очевидны, что я читал в нём как в открытой книге. Косой встрепенулся, Хаймович повёл носом, словно пытаясь учуять. Нет уж, обойдусь без Феди. Он сначала стрельнёт, а потом спросит.

— Стойте здесь, я сам.

Осторожно ступая, подошёл до лестничного марша и заглянул за угол….

На ступеньках ведущих вниз, сидел — Я — и плакал размазывая слёзы по грязным щекам.

Картина была настолько завораживающей, что видимо я долго пялился сам на себя, и совсем не слышал, как сзади подошли мои спутники.

— Охренеть! — видимо Косой.

— Хм, опять химера, — Хаймович.

— А чего оно плачет? — поинтересовался Федя.

Тут я оклемался.

— Ступенькой ниже его пелена. Он за нами увязался, а теперь вернутся, не может. Плачет, что без дома остался и нас боится. Короче всего боится. Что с ним делать Хаймович?

— А разве с ним надо что-то делать? Разве только покормить? Любопытное создание, видимо наделённое зачатками разума и в совершенстве владеющее мимикрией.

Мне почему-то кажется, что загляни я за угол, я увидел бы себя. Федор увидел бы Федора.

Ну а ты Максим увидел сам себя. И оно удивительно привязывается к той форме что принимает. Если сейчас вернутся и повторить, никого кроме плачущего Максима мы не увидим.

— Не один ты у нас такой плакса, — похлопал Косой по моему плечу, и гоготнул.

Я достал из нагрудного кармана дежурную пачку сухариков и присев на корточки протянул себе. Вот уж бредовая фраза! Второй я отнял руки от лица и протянул к пачке.

Одним движением разорвал и запрокинул всю в рот. Проглотил в два хруста и с любопытством уставился на меня.

— Нет, ты посмотри Хаймович как он себя кормит, того и гляди любить сам себя начнёт..

Развеселился Косой.

— Рисковый ты парень Максим, — вставил Хаймович, — Моё предложение покормить ты воспринял сразу, и тебе не пришло в голову, что он запросто руку мог тебе откусить. Ведь истинного облика его мы не знаем и аппетитов то же.

— Да ладно, — отмахнулся я, — Я уже давно понял, что он не опасен. Одинок, несчастен, но не опасен. Смотрите, он да же меня не передразнивает.