Смущал его только явственный провал миссии парламентария.
Карьеру в штабе миротворцев он сделал удачную, ничего не скажешь. Из рядового разведчика быстро стал командиром отряда. Правда, это означало непосредственное подчинение Вайлю, но оказалось, что гладиатор не то обзавелся склерозом, не то проникся духом пацифизма и прошлые «заслуги» Деррану не припоминал. Хотя первую неделю бывший хозяин Арены так и ждал какой-нибудь пакости со стороны начальства — невыполнимого задания или назначения на почетную должность стрелочника; однако, его мрачным ожиданиям не суждено было сбыться.
— Пора прекращать этот цирк, — сказал, втаптывая сигарету в щербатый асфальт, наемник. — Слышь, начальник, еще раз будем пробовать — или ну его нафиг?
Дерран посмотрел на безоблачное небо, на приютившуюся в ветвях линялую синичку с наполовину выдранным хвостом, на плоский «бычок», на стену. Пейзаж навевал тоску, наемники навевали тоску, и стена тоже радости не прибавляла. Надо было сделать что-нибудь, хотя бы для того, чтобы со спокойной душой умыть руки и сказать — «что смог, то сделал».
Он поднялся, брезгливо отряхнул ладони от налипшего мелкого песка, зачем-то полез в карман, не обнаружив там ничего, кроме хлебных крошек, вывернул и вычистил карман, поправил волосы и отправился к выщербине в оскалившейся пасти плит.
— Эй, за стеной! Может, все-таки поговорим?
— Заходи — поговорим, — откликнулись из-за стены.
Импровизированные ворота, собранные из двух вырванных с мясом железных дверей, с которых лохмотьями свисала обивка, слегка приоткрылись. Дерран сделал шаг вперед.
— Э, начальник! Ты куда? — возопили за спиной, но тенник их не слушал. Уж коли наметился столь явный прогресс, то надо пользоваться случаем.
Не одолевай его так сильно желание сделать «хоть что-нибудь», Дерран еще трижды подумал бы, входить ли ему в узкий проем между дверями, или сначала потребовать заложника. Но унылая скука и тоска переплавились в шальную решимость.
— Безумство храбрых, налево через колоду, — пробурчал вслед наемник. — А отвечать кому?
Вопрос этот был чисто риторическим и вслух задавался лишь для того, чтобы напарник кивнул. Начальство решило сунуть голову в пекло — так что теперь сделаешь-то. Не ловить же его у дверей, не устраивать же драку...
Время шло, синичка попискивала, наемники закурили по второй, а потом и по третьей сигарете, а Дерран все не возвращался. За стеной царила подозрительная тишина, которую только боязнь сглазить мешала назвать гробовой. Ни крика, ни стона, ни даже брани оттуда не донеслось с того момента, как дверь, нервно скрипнув, закрылась за тенником.
Вынести чахлую защитную конструкцию проблем не составляло. Что там сносить-то — пни, сама отвалится. Другое дело, что за жалким подобием дверей можно было здорово схлопотать по голове. И молнию в морду, и прыжок оборотня на спину, и все, что придет в голову обозленным отщепенцам из четырех кланов тенников. Вдвоем соваться на штурм никакого смысла не было.
Обменявшись понимающими взглядами, оба солдата вернулись к своему грузовику.
— Ты сообщай, а то у меня голова болит.
— От сообщая слышу, — вздохнул второй. — Ладно...
Вызов настиг Хайо, когда Смотритель допивал второй стакан ледяного апельсинового сока, жевал хрустящий лист китайского салата и пытался этими простыми радостями жизни отгородиться от осознания положения дел. Он очень хорошо понимал, что делает: прячется. За прозрачный стакан с пузырьками воздуха в стенке, за нежный зеленый лист с широким белым черешком, в который можно было вгрызться и медленно, очень медленно разжевывать почти безвкусную плоть.
Там, где заканчивались салат и сок, начиналась боль. Горький пепел победы, скрипевший на зубах. Слишком много погибших друзей, слишком много погибших чужих. Слишком много всего для одного Смотрителя, который никак не мог отделаться от мысли, что не реши он схитрить с Рэни, создать максимально выигрышную для себя ситуацию — и не было бы никакой войны.
Лаан пересказал услышанное во время допроса максимально коротко и лаконично. По всему получалось, что Хайо тут как бы и ни при чем, что во всем виноват Ардай. То, что сделал тенник, подтверждало эти слова. Глава Теней Ветра сам признал свои вину и поражение, покончив жизнь самоубийством. То, что при этом он попытался забрать с собой и всю верхушку победителей — вполне в традициях клана... и вот еще замечательный вопрос: кто виноват, что это ему наполовину удалось?
Читать дальше