Роберт Силверберг - Ч. де Линт - Страна сновидений Р. Силверберг - Письма из Атлантиды

— Можно мне воспользоваться каким-нибудь из них, чтобы победить Я-вау-це? — спросила она.

Лусевен покачала головой.

— Амулеты предназначены для созидания, а не для уничтожения. Ты можешь подобрать или сделать какие-нибудь еще и добавить к браслету, только помни, что они должны быть из чистого серебра и не могут символизировать никакого разрушения. Иначе браслет станет тем, чем и в вашем мире: просто еще одной побрякушкой. Как здесь, так и там.

— Я буду осторожной.

— Чтобы вдохнуть в амулет жизнь, — продолжала Лусевен, — ты должна мысленно хорошо представлять себе конечный результат. А это — она снова сделала странное движение пальцами, но на этот раз медленно, чтобы Эш запомнила, как это делается, — чтобы превратить то, что у тебя получилось, снова в амулет.

Эш с умным видом кивнула, но понимание давалось ей сейчас с трудом. Пока она держала браслет в руках, в ее памяти всплыли воспоминания, от которых нельзя было отмахнуться. Мысленно она увидела Кэсси — накануне того дня, когда начались все эти чудеса. Она сидела на мраморной скамье в Силеновых садах, разложив карты. На девятой карте, которая должна была сказать о надеждах Эш, была изображена она сама, пытающаяся вскарабкаться на вершину скалы. Ей совсем не за что было уцепиться, а сверху кто-то протягивал руку помощи. И — сейчас она вспомнила — на запястье этой руки был браслет с амулетами.

Этот самый браслет, поняла Эш. Наверняка этот самый.

А значит, там была рука Лусевен.

— Кто вы? — спросила Эш.

Лусевен улыбнулась.

— Все еще ищешь для меня полочку?

— Нет.

— Я та, кем ты, может быть, станешь.

Эш взвесила браслет на ладони.

— Вы хотите сказать, что я смогла бы стать волшебницей, такой, как вы?

— Любой наш выбор открывает тысячу — тысячу тысяч — дорог, — ответила Лусевен. — Каждая из них ведет в свой мир, где тот, кто решился на свой выбор, и продолжает жить.

— Так вы говорите, что я смогла бы?

— Как знать? В одном из них смогла бы. Ведь нет ничего невозможного — особенно здесь.

— А когда я вернусь домой? — спросила Эш. — Будет ли это продолжаться и там? Или, как в сказке, — золото превратится всего-навсего в грязные листья?

— Все зависит от того, кто и что уносит отсюда с собой, — сказала Лусевен.

Сунув руку в карман, она извлекла тот странный плод граната, закованный в ажурные серебряные обручи. Мгновение она смотрела на него, а потом протянула Эш.

— Это тоже тебе.

— Что это?

Лусевен пожала плечами.

— Чем ты захочешь, тем он и станет.

— Не говорите так. Пожалуйста. Вас не понять.

— Помнишь, что я сказала тебе насчет этого мира, когда ты наткнулась на меня?

Эш кивнула.

— Что безумен сам этот мир духов, а не люди, пребывающие в нем.

— Совершенно верно. Но он может свести с ума и тебя. Это ловушка. Он попытается переделать тебя по своему подобию быстрее, чем ты его. Нужно быть сильной.

— Но…

— Удачи, Эш.

— Подождите, — крикнула Эш. — Не уходите!

Но было поздно. Лусевен сделала шаг в сторону и исчезла, как будто проскользнула между складками занавеса-невидимки.

— Вы не можете бросить меня здесь! — крикнула Эш. — Я же всего-навсего девчонка!

Порыв ветра подхватил ее слова, обсыпав снежной пылью.

Так когда-то было и с нами всеми , почудился ей шепот, прилетевший вместе с ним.

Ветер улегся.

Снова воцарилась тишина.

И теперь она одна-одинешенька стояла среди сугробов на опушке леса.

Она подставила меня, подумала Эш. Все так и было задумано. Лусевен заодно с Я-вау-це.

Она посмотрела на свою левую руку, стиснутую в кулак. Медленно разжала пальцы и стала разглядывать браслет на ладони. Ее внимание привлекла странная… фруктовина, — только такое название она и смогла подобрать для этого амулета.

Ясности больше не было ни в чем.

Она совсем не знала, кому или чему верить.

Лусевен казалась настоящим другом. Немного странная сначала; но узнав ее поближе, Эш по-настоящему привязалась к этой женщине. Она чувствовала, что ей можно верить: ее призрачным глазам, ее волшебству и птицам, да и вообще всему. Казалось, что Лусевен по-настоящему заботится о ней, — ее волновало не то, как Эш учится в школе или как она ладит со сверстниками, помогает ли по дому и вовремя ли возвращается домой. Ее волновала сама Эш. Лусевен заботило то, что Эш чувствовала. Ее надежды и ее стремления. Ее опасения.

Эш так разоткровенничалась перед ней, как ни перед кем другим. Даже с Кэсси она была более сдержанна.