Даниэль Клугер: Сатанинская пристань

– До площади? – он немного подумал. – Что ж, это нехудший вариант. Если не возражаешь, я составлю тебе компанию.

Когда мы с бродягой добрались до площади, она была пуста. На месте резиденции архиэкстрасенсов красовалась хаотичная груда камней – все, что осталось от двухэтажного здания.

– Ну вот, – бродяга тяжело вздохнул, провел рукой по лицу. – Они здесь уже побывали.

– Кто? – спросил я, не отрывая взгляда от нелепо торчащего посреди каменных обломков обгоревшего остова дверей. На его перекладине покачивался повешенный.

– Крестоносцы, – ответил бродяга. – Кстати, тебя интересовало, где второй архиэкстрасенс? Вот он, полюбуйся. – он указал на повешенного. – Видимо, первый расторопнее… Ладно, пойдем.

– Куда?

– Туда, – он указал на развалины. – Сегодня они уже не вернутся. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Так что здесь – самое безопасное место в городе. По крайней мере, на ближайшие несколько часов.

– Ты уверен?

– Конечно, – по его лицу скользнула не то гримаса, не то улыбка. – Им сейчас хватит дел в других районах.

Мы подошли к развалинам, отыскали уголок, более других защищенный от ветра. Бродяга, в который раз, повторил излюбленную свою фразу:

– Свалка, малыш. Все это – свалка.

Тогда я спросил его о том, что не давало мне покоя все время, с момента нашего прошлого разговора.

– Послушай, – сказал я. – Я вот чего понять не могу. Вот ты говорил вчера: свалка, дом… Это я, кажется, понял. Я только не могу понять, кто же нас с тобой выбросил из дома? Кто нас отправил на свалку? Выходит, кто-то лучше, а кто-то хуже? Кто-то живет в доме, кто-то подыхает на свалке, так?

Бродяга устало взмахнул рукой.

– Все у тебя просто, – сказал он. – Выбросили, отправили на свалку… Да никто нас не выбрасывал. Мы сами себя выбросили. Понимаешь? Мы – вчерашний день. Разве кто-то выбрасывает вчерашний день? Разве не сам он уходит?

– И что же? – спросил я. – Что же с нами будет? За нами никто не придет?

– Ты можешь прийти во вчерашний день? – тихо спросил он. – Ты можешь разглядеть его?

Я непонимающе посмотрел на него.

– Разве можно вернуться во вчерашний день? – спросил он еле слышно. – Разве вчерашний день существует?

– Не знаю. – ответил я. – Не представляю. Так что же теперь с нами будет? Даже ты этого не знаешь?

Бродяга невесело улыбнулся.

– Боюсь, что это я как раз знаю. Плохо будет, очень плохо… Понимаешь, – сказал он, – меня не оставляет мысль, что все дело в словах.

– Не знаю, – сказал я. – Вряд ли.

Бродяга скосил глаза вправо, туда, где ветер трепал ободранную мантию повешенного.

– Ну, хорошо, попробую пояснить, – сказал бродяга. – Я тебе уже рассказал, что происходило после решения о крестовом походе? Ну-ка, повтори.

Я помрачнел. Мне хотелось просто сидеть в этой груде камней. Как ни странно, но здесь было довольно уютно – ветер не продувал, остаток козырька над нами укрыл бы от дождя, в случае, если бы дождь пошел.

– Что молчишь? – тон бродяги стал требовательнее. – Думай, черт тебя побери!

– Решили перебить язычников, – неохотно сказал я. – По-старому – экстрасенсов.

– Дальше.

– Устроили крещение.

– Дальше.

– Никто не хотел.

– Дальше.

– Кого-то распяли, – сказал я. – Да ладно, все это было еще вчера.

– Правильно. А сегодня сообщили, что распятый воскрес. И все побежали окунаться в реку и кричать, что они христиане и крестоносцы.

– Почти все, – сказал я.

– Почти, – бродяга согласно кивнул головой. – Остальных все равно – либо окрестят, либо перебьют. И нас с тобою тоже… Все перепутано. Все логично, и все – вопреки логике. Потому я и говорю: идет какая-то грязная игра словами. Грязная и кровавая. Для того, чтобы сжечь резиденцию архиэкстрасенса, а его самого повесить, необходимо обозначить его словом «язычник». Для того, чтобы сжечь ненужного человека, пусть даже соседа, следует назначить его евреем. Можно еще удачнее – убить, а уже мертвого назначить кем угодно. Персы становятся персами в тот момент, когда воюют со спартанцами. И наоборот. Какой-то дурачок, распятый вчера на площади – Христос, потому что его распяли. Воскрес – потому что Христос. И так далее.

– Правда, воскрес?

– Нет, конечно, – бродяга нахмурился. – Это же игра…Все будет очень плохо.

– Куда уж хуже, – сказал я.

– Хуже, хуже, – он закрыл глаза. – Поверь мне. Началась игра словами. Погибнет все. Слова – очень опасная вещь. Говорят, прежде чем создать мир, Бог создал буквы. А теперь люди извратили их смысл. Значит, все погибнет. Все погибнут… Слышишь? – спросил вдруг он.