Георгий Ефремов - Из железного плена

Мысли лихорадочно скользили в мозгу, который неожиданно заработал четко и ясно; Краем сознания Ивашов даже поразился себе — теперь он не испытывал никакого страха’.

Итак, если попытаться раньше крысоробота добраться до лифтового помещения, он даже не успеет войти в кабину. Дверь на лифтовую площадку не закрывается…

… Значит, они не блокировали действие байцеров против него!

… А если держать дверь до тех пор, пока не откроется лифт? Нет, бесполезно. Этот крысоробот при скорости до шестидесяти километров в час наверняка обладает и достаточной мощностью манипуляторов. Да если даже просто с разбегу долбанет в дверь…

Что же делать?

Топота сзади не слышно — ворсистое покрытие пола глушит все звуки.

… Погоди, а что это за двери были по обе стороны коридора? Что в них: лаборатории, кабинеты, жилье? Это же шанс!

Ивашов подбежал к одной из дверей и с ходу толкнул ее. Заперта. Повернулся к другой и с силой ударил в нее коленом. Дверь моментально распахнулась, и он влетел в обширный зал с множествам шкафов с блестящими металлическими углами.

Александр захлопнул дверь, отыскал на ней замок и несколько раз повернул рукоятку. В ту же секунду по двери что-то зацарапало. Оглянувшись, Ивашов заметил, что на него с испугом смотрят выглядывающие из-за шкафов люди в зеленоватых халатах. Не обращая на них внимания, он подтащил первый попавшийся стол и прижал им дверь. Затем подбежал к одному из шкафов и хотел сдвинуть его с места, но тот не поддался, словно прирос к полу. Александр попытался еще раз сдвинуть его, но шкаф лишь качнулся и одна из его панелей откинулась, обнажив ряд тускло поблескивающих вытянутых металлических предметов.

Автоматы!

Это именно то, что ему нужно!

Он одним движением выдрал оружие из гнезда, и автомат приятной тяжестью лег на руку. Сзади слышались скрежещущие звуки. Обернувшись, Александр увидел, что дверь вздрагивает от ударов. Слава богу, она вроде железная, и так просто не «поддастся.

Люди в зеленых халатах словно приросли к своим местам. Они несомненно узнали его, а при виде автомата в руках побелели. Все это Ивашов замечал боковым зрением, лихорадочно ощупывая оружие, пытаясь понять его систему. Она была незнакомой. Какой-то увеличивающийся раструб вместо обычного ствола, круглый, с двумя удобными ручками, корпус. Где-то здесь должен быть предохранитель. Александр нашарил наконец две кнопки. Он не задумываясь нажал на них и тотчас на блестящей полированной панели зажглись три крохотных огонька готовности. — Ивашов положил палец на курок и стал ждать появления байцера.

— Не надо, — послышался вдруг крик за спиной, — не стреляйте!

Он обернулся, держа наготове выставленный вперед раструб автомата, и все, кто был сзади, в ужасе попадали на пол. Дверь шумно подалась и, с грохотом отодвигая тяжелый стол, распахнулась. Едва показалась гнусная морда крысоробота, Александр выстрелил.

Из раструба вылетели три маленьких ослепительно ярких шарика. Они летели гораздо медленнее пули, за ними можно было проследить глазами. Когда туловище байцера полностью проникло в лабораторию, шарики встретились с ним и один за другим прилипли к металлической шкуре «травильщика». Она мгновенно раскалилась добела, однако байцер успел плюнуть в Ивашова острой иглой. Мозг затопила волна жгучей боли и в то же мгновение крысоробот взорвался, заполнив лабораторию грохотом и жаркой ослепительной волной. Но Александр уже ничего не видел.

…Так умер Чемень. Но его слава, его имя остались в народе. О ратных подвигах богатыря старики рассказывали сыновьям и внукам.

Однажды весной, когда молодежь водила хороводы рядом с курганом, в котором был похоронен Чемень ‚ парни вспомнили о богатыре. Вспомнили передаваемые из поколения в поколение его слова о том, что в лихую годину он придёт на помощь своему народу.

Всем вдруг очень захотелось посмотреть на богатыря.

— А давайте позовем его, — предложил один из них.

— Господи, Александр, что вы наделали! Зачем это вам было нужно! — причитал рядом чей-то монотонный голос.

Он карабкался изо всех сил, стараясь держаться за этот голос, который был ему очень неприятен. Он все время соскальзывал, проваливался в пучину неосознанности словно в черную бездну, но каким-то чудом все же не доходил до самого дна, не разбивался. Под череп словно наплескали расплавленного свинца, и все там ходило ходуном. Неприятный голос все говорил, говорил, и Ивашов шел на него, словно заблудившийся путник на огонь. В ушах что-то булькало и свистело, перед глазами стремительной круговертью проносились мелькающие огни и клочья пены. Свет и звук дрожали мелким тембром, и из всего этого хаоса он, изворачиваясь, выплывал, выкарабкивался, выскользал…