Селия Фридман: Время истинной ночи

"Черт бы тебя побрал, Таррант. Черт бы тебя побрал за все, что ты делаешь. Черт бы тебя побрал за все, что ты заставляешь нас терпеть".

Разозленный и беспомощный, он следил за тем, как стекленеет взгляд девочки под гипнотическим воздействием посвященного. И вспоминал те бесчисленные случаи, когда ему доводилось присутствовать при том, как эта злонамеренная воля ломала и принуждала к подчинению невинные души. Сензи. Сиани. Испуганная малолетняя ракханка. А теперь и эта девочка. Сердце у него разрывалось при виде ее страха, ее страданий.

- Если вы выпьете хотя бы каплю ее страха, - пробормотал он, - то, видит Бог, я собственными руками вырву сердце из вашей груди.

Таррант по-прежнему смотрел в упор на девочку, однако на губах у него появилась адресованная Дэмьену легкая усмешка:

- Не сейчас, священник. Не надо распускать руки. Все находится под контролем... не так ли, Йенсени?

Девочка ничего не ответила, ее била дрожь.

- Ты расслабилась, - сказал ей Таррант. Голос переливался во тьме музыкальными ладами, но в самой этой музыке чувствовалась злоба. - Ты в полной безопасности. Не так ли?

Девочка не сразу, но все же кивнула. Сердце Дэмьена обливалось кровью.

- Никто не собирается тебя обидеть. Никто и никак не собирается тебя обидеть. Все, чего ты боишься, осталось вдали, а мы здесь для того, чтобы защитить тебя. Так что не надо бояться. Абсолютно не надо бояться.

Из левого глаза девочки выкатилась слеза. Но она ничего не сказала.

- Преподобный Райс сообщил мне, что тебе страшно говорить с нами. Но ведь никакой причины для страха нет, не так ли? Потому что мы можем защитить тебя. Можем обеспечить тебе полную безопасность.

Девочка затихла. Лицо ее стало мертвенно-бледным.

- Тебе ведь хочется поговорить с нами, верно? Потому что это поможет нам защитить тебя. Это поможет нам удержать на безопасном расстоянии как раз то, чего ты боишься.

Она боязливо, но упрямо покачала головой: нет, это не так.

- Тебе хочется поговорить с нами, - повторил Таррант.

Дэмьен почувствовал силу, скрывающуюся за этими словами. Грубую силу, накатывающуюся волнами вслед за бесстрастными строгими констатациями. Он подумал: воспринимает ли она эту силу? И еще подумал: может быть, этой силы она и боится? Каковы, собственно, параметры ее Видения?

- Полегче, - шепнул он Тарранту.

Если Охотник и услышал его, то не подал виду. С нарастающей проникновенностью он вновь обратился к девочке:

- Тебе хочется рассказать нам обо всем, что ты знаешь. Тебе хочется пересказать нам то, что отец рассказывал тебе о ракхах. О месте, откуда они приходят. Тебе хочется рассказать нам все.

На лбу у девочки выступили капли холодного пота. Она вновь покачала головой, однако на этот раз без прежней решительности. Было видно, что почва уходит у нее из-под ног.

Глаза Охотника превратились в две щели. И хотя голос звучал по-прежнему бесстрастно, Дэмьену послышались нотки нарастающего нетерпения. "Расскажи ему, Йенсени, - мысленно взмолился он. - Прошу тебя. Расскажи все, чего он требует. Ради твоей же собственной безопасности".

- Таррант, - это заговорила Хессет. - Может быть, было бы лучше...

- Она заговорит, - рявкнул посвященный. - В такие времена, как нынешние, скрытность - это непозволительная роскошь. Ей необходимо только осознать, что произойдет, если она не расскажет нам, - и тогда она сразу же обретет дар речи...

Угадав его намерения - скорее по их направленности, чем по форме, Дэмьен бросился к девочке. Однако недостаточно быстро. Мощь Охотника объяла ее истинным вихрем - и, оказавшись в центре этого вихря, она резко, пронзительно закричала. Устремившись к ней, Дэмьен задействовал Видение, чтобы стать свидетелем того, что делает с нею Таррант, того, что за образы заставляет тот ее увидеть...

И он оказался в деревне, в которой произошла страшная бойня. Нет. Он оказался в деревне в самый разгар бойни. Темные фигуры метались по залитым кровью улицам, держа в руках части человеческих тел подобно боевым трофеям. Руки. Ноги. Кишки. Из домов доносились истошные вопли, а в ответ им торжествующе выли захватчики. Затем та же сцена возникла, взятая более крупным планом, потому что Охотник сфокусировал свое Познание на частностях: теперь дело разворачивалось в сельском клубе, где пригвоздили к полу мужчину и женщину, тогда как двое пришельцев, размахивая мечами, явно готовились приступить к расчленению...

И Дэмьен пошел в атаку. Не на Охотника. Не на девочку. На это видение. Осознавая, что у него не хватит силы справиться с Охотником, осознавая, что вызов, брошенный этому человеку, вполне может оказаться самоубийственным... Но он не мог стоять в стороне, наблюдая за происходящим. Наблюдая за расправой над хрупкой душой девочки. Подавшись вперед, он обхватил ее - ее руки и плечи были совсем ледяными - и прижал к живому теплу собственного тела, одновременно собравшись для нового Творения. Сила бушевала у него в груди, как пламя, питаемое яростью, состраданием и обидой, подстегиваемое долгими месяцами вынужденного смирения, обернувшегося отныне собственной противоположностью. Месяцы в землях ракхов. Месяцы в море. Месяцы уже здесь, на континенте, на протяжении которых Охотник мучил, Охотник убивал, Охотник перестраивал здешний край в соответствии с собственным злокозненным замыслом. Теперь Дэмьен задыхался от раскаянья, обливался кровью от ощущения собственной вины, мучился совестью. Но больше он этого не потерпит.