Наталья Колесова - Мой город

С километр прошли и проехали молча. Потом мужик, не оборачиваясь, сказал:

— Там впереди пост, ребятки.

— А как вас пропустили?

— Лошадка вот у меня убежала, искать пошел. Что ей, твари, зона не зона… А правда, что вы там, в городе, все зараженные?

— Правда-правда, дядя, — успокоила я, — больные, нервные, зараженные, вооруженные. Чуть что — стреляем без предупреждения.

— Дина шутит, — тихо сказал Шельга. — Мы вполне здоровы.

— Вот и я смотрю — шутливая у вас подружка… Вон пост.

Шельга молча протянул мне руку — помог слезть с лошади. Сказал мужику:

— Идите.

— А вы? — спросил тот, счастливо засуетившись. — Вы что же, не пойдете?

— Пойдем. Но сначала вы предупредите.

— Он их предупредит! — сказала я, глядя на чесавшего от нас мужика с лошадью. — Он им такого наговорит! Слушайте, а когда мы обратно?

— Не знаю, — сказал Шельга.

А я знала. Он жмурился и отворачивал от меня свою твердую морду. Этот, с позволения сказать, херой, мечтал меня сплавить. Со всеми моими нравами и потрохами. Ну-ну, сказала я. Попытайтесь. Я теперь на вас, Шельга, села и ножки свесила.

Мужик уже вовсю на посту руками размахивает. Пост… Ну что там. Будка. Военный грузовик-броневик. И четыре рожи, на нас таращившиеся.

— Идемте, Дина.

Шельга делает шаг вперед и… И я не сразу понимаю, что линия пыльных фонтанчиков у его ног — очередь. Я даже не испугалась. Я смотрела в это время на Шельгу и видела, как он оторопел.

— Оружие на землю! — заорал громкоговоритель. — Оружие — на землю!

Не люблю я, когда на меня орут.

— Женщина! Оружие на землю!

— Дина…

Да подавитесь вы! Бросила я им автомат. Тем более, что нет там больше патронов. А эти орут-надрываются:

— Отойти на пять метров! На пять метров отойти!

Спасибо, рук не заставили поднять. Ну попятились мы с Шельгой… На пять, не на пять… Тот, я вижу, уже взбодрился: нравится, видать, когда все параграфы устава или чего там у них еще выполняются.

А потом эти субчики вот что проделали: залезли в свою бронированную и на нас потихоньку двинулись. Едут, значит, и вещают:

— В целях предотвращения распространения инфекции вы сейчас пройдете дезинфекцию!

Стихами кроют.

— Мы просим вас соблюдать полное спокойствие, не препятствовать осмотру наших специалистов…

Во! Да они нас, и, правда, за какую-то заразу принимают! Ну идиоты! И тут меня стукнуло — это кто идиот-то? Я же ведь первая идиотка и есть! Это, значит, меня сейчас сгребут, дезинфицируют, обследуют, может, куда запрут… А Быков? А воля-свобода? На фиг-на фиг такой график!

И я с лету ринулась в леса. Ох, мама, подарила ты мне субтильное сложение и быстрые ноги! И благодарна я буду тебе за то по гроб жизни, потому что словить меня в ту пробежку никто не смог.

Хотя, может, никто и не пытался.

В общем, удрала. Удрала, вылезла из этого деруна-лесочка, села на обочине и призадумалась. Удрать-то я удрала. А дальше что? Ой, врешь, не дальше что, а дальше — с кем? Избаловалась, в одиночку уже ходули не ходят. А бедолагу Шельгу они явно сцапали… Во психи, а?

И тут меня скрутило.

Перво-наперво стало не хватать воздуха — словно на грудь кто-то давил, не давая подыматься. Я испугалась. Я всю жизнь была здорова, как бельгийская телка, а сейчас валялась на обочине, зажимала дико трепыхавшееся сердце и уговаривала:

— Ну, чего ты, а? Ну хватит, а?..

В таком виде меня обрел возвращавшийся Шельга. Этот действовал безо всяких уговоров — сунул мне чего-то в пасть, положил под голову сумку, да еще оттянув ворот свитера, ляпнул на грудь что-то влажно-теплое…

И я быстренько пришла в норму. И обнаружила, что здоровье мое по-прежнему непоколебимо, Шельга по-прежнему со мной и жизнь по-прежнему прекрасна. Гаркнула:

— Приветствую помешанно-зараженных сограждан!

Шельга заметно вздрогнул.

— Отлегло?

— Ну. Возьмите от меня… энто мокрое. Что вы мне приклеили?

— Платок из термоса намочил.

Я оттянула прилипший свитер.

— А как вы удрали?

— Я не удрал, — поправил Шельга, — я ушел.

— И вас отпустили?

— Сначала — нет, а потом…

Он замолчал, рассеяно подкидывая платок.

— Ясно, — сказала я, — военная тайна. Да бросьте вы платок! Что вам новенького сказали?

Шельга уставился на платок, точно видел его впервые.

— Новое… — сказал медленно, — да, интересное новое…

И сунул мокрый платок в карман.

Шельга двигался по своим только ему известным делам, ну и я, естественно, с ним.

Пришли мы на Центральную. Ну да, на ту, по которой раньше демонстрации шествовали. Где Ленин показывал в одну сторону, а народ шагал в другую.