Наталья Колесова: На хвосте удачи

Он выбрал ее сразу. Застенчивую девочку, только вышедшую из детской: белокурые локоны выбиваются из-под скромного чепца, тонкие нежные пальцы теребят тесьму шали, а огромные синие глаза поглядывают на мир испуганно и доверчиво. Ее хотелось защитить, ее хотелось унести и спрятать в уютном безопасном доме – его доме! – под крепкие запоры и неусыпную охрану преданных слуг. Уберечь от этого мира. От опасностей жизни, жадных взглядов, нечестивых помыслов других мужчин – а он не сомневался, что мужчины всего мира не устоят перед обаянием этого нежного французского цветка. И даже то, что девица принадлежит к иной нации, его не останавливало. Как и вялое сопротивление ее родственников – благо, родителей Натали Мартель унесла болезнь, когда девочка была еще маленькой, а тетушка, за ней присматривающая, и без того была перегружена собственными многочисленными отпрысками. Да что там – его не остановил даже громкий ропот его собственной родни. Дон Рикардо Диего де Аламеда желал эту девочку со всем пылом сорокалетнего мужчины, знающего, чего он хочет, да что там – с неистовой жаждой мореплавателя, увидевшего наконец долгожданный берег.

Короткая помолвка, огромный собор, новые платья, венчание, чужой язык, чужие лица, чужие обычаи – и всегда рядом чужой, суровый, страстный, но такой сильный и надежный мужчина. Муж. Неудивительно, что Натали обвилась вокруг него, точно тонкая цветущая лиана, слишком слабая, чтобы самостоятельно противостоять жизненным бурям и невзгодам. Страх, уважение, граничащее с поклонением, – вот что испытывала юная женщина по отношению к испанцу. А тот баловал свою жену как умел: драгоценности, изысканные угощения, платья, развлечения, приличествующие замужней сеньоре из знатной кастильской семьи. Взамен Натали радовала его кротким нравом, послушанием и красотой.

Огорчила лишь однажды – когда вместо долгожданного наследника родила ему дочь.

Но кровь есть кровь, и девочка как старшая получила все необходимые имена: имя матери, имя бабушки, имя благословенной и милосердной девы Марии, а также фамилии отца и матери. Наталия Росио Мария Мартель де Аламеда приняла крещение молча и стойко, со свойственным ей внимательным и недоверчивым выражением темных отцовских глаз.

Казалось, этой смуглой крохе не передалось от французской матери ничего, кроме признаков пола. Крепкое здоровье, черные кудри, густые брови, неукротимая энергия, упрямый и вспыльчивый нрав: Исабель, вдовствующая сестра дона Рикардо, не раз качала головой, узнавая в «дочери этой еретички» фамильные черты де Аламеда. Таким был в детстве ее старший брат, таким был ее единственный, безумно любимый сын Алонсо.

Росший в доме Рикардо подросток, почти юноша, стоически сносил все приставания, игры и ревнивую любовь малолетней кузины. Он уже не раз ходил в море со своим дядей, участвовал в сражении с наглыми выскочками-англичанами, и на таких веских основаниях считая себя взрослым мужчиной, играл в лошадки и кораблики лишь в отсутствие бесстрастных взглядов слуг, умиленно смеющихся – дона Рикардо и неодобрительных – матери. Исабель не без основания полагала, что, не завладей француженка сердцем и телом ее благородного брата, Алонсо стал бы единственным претендентом на наследство. А дон де Аламеда своими умелыми торговыми и военными эскападами в несколько раз приумножил семейные владения и богатство.

Умная и коварная Исабель в присутствии брата обращалась с невесткой с преувеличенным вниманием и сердечностью. Наедине же превращалась в беспощадную фурию, только что ядом не брызгала: критиковала слабое здоровье француженки, которое не позволяло родить мужу долгожданного наследника; ошибки в произношении, незнание традиций, мелкие промахи в ведении хозяйства и приеме гостей. Натали пыталась пожаловаться мужу. Но кто из мужчин вникает в женские глупости, да еще рассказанные столь путано, неубедительно и нерешительно? Дон Рикардо только смеялся да отмахивался, а однажды еще и вспылил, раз и навсегда запретив оговаривать его драгоценную сестру, которая ввиду долгого отсутствия у него супруги достойно вела хозяйство и дом, а сейчас тратит столько сил, помогая чужестранке освоиться в семье де Аламеда. Нерешительная француженка отступилась, как всегда покорно принимая волю мужа, и понесла свой тяжкий, не заметный никому крест дальше – не как благородная донна из гордого и знатного кастильского рода, а как забитая и равнодушная ко всему крестьянская кляча.