Роберт Сойер - Квантовая ночь

— Что бы ты сделал на моём месте? — спросила Кайла.

Я сам поразился тому, сколько горечи было в моём ответе.

— Ты лишила меня права сделать этот выбор самому.

— Котелок, — сказала Кайла. — Семь миллиардов чайников. Чёрные. [88] Американская идиома: котелок высмеивает чайник за то, что тот покрыт сажей, хотя сам он точно так же чёрен от сажи.

Я отвёл взгляд.

— Но вообще, — сказала Кайла, — поживём и посмотрим. Это ведь никогда не поздно сделать, верно? Но пока нет уверенности, что на политическом фронте всё хорошо, я думаю, что предпочту остаться такой. Ну, ты понимаешь: готовой к действию.

Я посмотрел на неё и подумал о нас: два корабля, что блуждали в квантовой ночи.

— Райан теперь Q3, — сказал я.

— Нет, она проделала такой же сдвиг, что и я и…

Я покачал головой.

— Викки тебе солгала; Райан была Q1, когда она тестировала её на пучке.

— Ох, — сказала Кайла. И потом, через секунду: — То есть что, за ней теперь нужен будет глаз да глаз? Господи.

— Ну, — ответил я, — если ты считаешь, что не сможешь за ней присматривать…

— Что? Хочешь её забрать?

— Да, — твёрдо ответил я. — Хочу.

Кайла некоторое время качала головой, потом пожала плечами.

— Да запросто, почему нет? Мне будет легче жить.

Моё сердце забилось быстрее.

— О’кей, хорошо. Можно, я возьму её с собой, когда поеду обратно в Виннипег? Я хочу повидать Верджила.

— Кого? — спросила Кайла.

Ну да. Я ведь не говорил ей, как его зовут.

— Верджила, — повторил я. — Моего сына.

Тревис уже хорошо управлялся с ходунками, и поэтому однажды поздно вечером я вывез его далеко за город в прерии; он совершенно не разбирался в астрономии, и я предложил его обучить. Луна, с её инь и ян Океана Бурь и Моря Спокойствия, опустилась за бритвенно-ровную линию горизонта, и звёздный бульвар Млечного Пути пересёк небеса.

Я научил Тревиса с помощью Большого Ковша находить Полярную звезду, Арктур и Спику; указал на летний треугольник Альтаира, Денеба и Веги (упомянув, что именно с Веги явились веганы вроде меня) и показал пятнышко галактики Андромеды, самого далёкого объекта, видимого невооружённым глазом с расстояния 2,5 миллиона световых лет. Это означает, пояснил я, что мы смотрим в прошлое на 2,5 миллиона лет: фотоны, поглощаемые нашей сетчаткой, покинули Андромеду во времена, когда на Земле появились первые представители нашего рода Homo.

— Ха, — отозвался он. — Как ты думаешь, там кто-нибудь есть? — Он опирался на боковую панель моей машины — ту, которую недавно заменили.

Я снова подумал о молчании звёзд, о том, суждено ли всем разумным расам загнать себя в гроб.

— Может быть у нас сейчас появился шанс на победу в борьбе — вернее, на победу в отсутствие борьбы.

Я не видел его лица, но услышал его фырканье.

— Думаешь, настала какая-то утилитарианская утопия? Люди есть люди, и квантовая физика с этим ничего не поделает.

— Нужно время, — ответил я, глядя на похожее на воздушный змей созвездие Дельфина. — Новый урожай «быстрых» должен осознать окружающий их мир. Но ни один из обладающих совестью не сможет смотреть на страдания, нищету, несправедливость, не испытывая непреодолимого желания что-нибудь с этим сделать. У тебя совесть была, хоть и недолго; ты помнишь, каково это.

Вероятно, Тревис пожал плечами.

— Типа того. Я не могу испытать это чувство снова, но да, это было очень своеобразно.

— Было лучше, — твёрдо сказал я.

— Даже с сожалениями? С раскаянием?

— Даже с ними.

Пауза. Боковым зрением я заметил белый росчерк метеора — гибель частицы космической пыли.

— Знаешь, ты необычный человек, — сказал Тревис. — Даже среди Q3 ты отклонение от нормы. Не надейся, что на Земле внезапно появилось четыре миллиарда Джимов Марчуков.

Мой взгляд опустился к горизонту; земля передо мной раскинулась, как пустая страница.

— Беспорядки прекратились, — сказал я. — Американские войска ушли из Канады, Закон Макчарльза отменён. Будут и другие позитивные изменения. Дай лишь время.

— Я уже дал время. Я перескочил через два десятилетия, помнишь? Всё стало хуже, а не лучше.

— В этот раз будет иначе. — Наверху сияли летние созвездия, но мне вспомнилось выдуманное мной зимнее небо новогодней ночи двадцатилетней давности с разъярённым охотником Орионом. — Знаешь, когда я впервые впал в кому? 31 декабря 2000. Пропустил всё веселье. — Я тихо пропел: — «Забыть ли старую любовь, и не грустить о ней? Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней?» [89] «Should auld acquaintance be forgot, and never brought to mind…» — строка из шотландской песни «Auld lang syne» на стихи Роберта Бёрнса. традиционно исполняемая в Великобритании и других странах при встрече Нового года, сразу после полуночи. Перевод Самуила Маршака. …