Стивен Барнс - Плоть и серебро

Компьютер, казалось, будет возиться целую вечность, а сирена алкоголя пела все сильнее и сильнее. Не было мачты, к которой можно было бы привязаться, и руками зажимать уши, чтобы не слышать манящего бульканья в голове, тоже было бы бесполезно. Позыв за что-нибудь схватиться, чтобы удержать себя, повел его руку к серебряной эмблеме Бергмана на сердце. Лепные металлические пальцы осторожно коснулись знакомой формы, будто зондируя рану.

Две перекрещенные в запястьях серебряные руки с широко расставленными пальцами. Более пятнадцати лет носил он эту эмблему и был высосан досуха тем, что она символизировала. Эмблема все еще была как новенькая. А он — нет.

Серебряные пальцы сомкнулись на значке. Он зажмурился и стиснул зубы, подавляя импульс оторвать ее и бросить через всю каюту, и это желание трепало его, как горячий ветер, сирокко гнева и бесплодных сожалений.

Того лучше, можно ее раздавить. Смять в бесформенный ком, как жизнь его была смята и раздавлена всем, что сделала эта эмблема с ним.

Компьютер дзинькнул. Марши открыл глаза и тупо уставился на экран. Надпись: ПРОГРАММА ГОТОВА ПОКАЗАТЬ РЕЗУЛЬТАТЫ АНАЛИЗА.

Прекрасно. А он-то готов?

Он знал, что согласно инструкциям, которые он задал для анализа файла «серебряная изнанка», информация будет показана графически. Покажут линию роста, документирующую его падение из иллюзорной благодати. Ему покажут то, что он должен был увидеть в себе уже давно.

Дымясь злостью и отвращением к самому себе — ко всему миру, — он еще сильнее сжал кулак. Серебряная эмблема стала гнуться.

Он остановился за миг до того, как смять ее в бесформенный ком, и уронил руку на колени. Поглядел на значок. Он погнулся, но был все еще узнаваем. Вопреки тому, как использовали Марши и других, кто носил этот значок, он все еще оставался символом идеала, и этот идеал был еще жив. И Марши не был готов с ним расстаться. Еще нет.

Он заставил себя выпрямиться, поглядеть в глаза реальности и посмотреть на подтверждение своего диагноза. Нажатие кнопки вывело этот диагноз на экран.

Он все еще оставался врачом. И знал, что никогда нельзя произносить окончательного приговора, пока не исследуешь все возможности.

И если ты хочешь вырезать злокачественную опухоль, сначала надо определить точно, какого она вида и насколько далеко распространилась.

Траурные веки Кулака задрожали, когда кончился эффект поля сна. Дыхание участилось.

Марши ждал, пока он придет в сознание, держась руками за боковину медкойки, чтобы не схватиться за тощие плечи старика и не встряхнуть его, чтобы он очнулся быстрее.

Крокодильи глаза гнойного цвета медленно открылись и остановились на Марши. Кулак открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел произнести ни единого слова.

— Закройте пасть и слушайте, — с напором сказал Марши. — Я сюда пришел не в игрушки с вами играть.

Кулак закрыл рот, прикрытые веками глаза смотрели внимательно. Что-то вроде отдаленного интереса можно было углядеть в его лице.

— Я прочел ваш файл «серебряная изнанка». Я знаю, во что превратили бергманских хирургов, в том числе меня.

Произнести вслух то, что он узнал, было нелегко, но теперь он знал такие факты, что возврата назад не было.

— Некоторая фракция в Медуправлении захватила контроль над нашим распределением. Они сделали так, что наши услуги теперь обычным людям не доступны.

Доктор Хан намекала на это в госпитале Лишена. Только он пропустил это мимо ушей.

Рот его дергался, каждое слово было на вкус горше желчи.

— Нас использовали только для лечения избранной камарильи богатых и влиятельных или тех, кто им полезен. Когда вы меня похитили из Лишена, меня привезли лечить менеджера банковского синдиката. Того, у которого были векселя на шахтное оборудование, принадлежащее поселку старателей. Думаю, сейчас эти векселя у того, кто за этим стоял.

Он понизил голос до яростного зловещего почти шепота:

— Медуправление коррумпировано. Оно послало на Ананке этот Фонд Рук Помогающих. Вам это показалось очень забавным. Вы знаете, чего они хотят. Скажите это мне.

Кулак ничего не сказал, и вид у него был тот же — дескать, интересно и забавно.

Марши уставился на него в упор, желая содрать с него эту ухмылку до самых костей. Он сам почувствовал, как у него оскаливаются зубы, как начинает выгибаться верхний стальной рельс под его руками.

— Мы ближе двух дней пути от станции Боза. Я думаю, что вы не особо рады будете туда попасть. Мне пришлось крепко подумать, пока я понял почему. Тюрьма вас не пугает, вы и так полностью прикованы к кровати, и вы не хуже меня знаете, что через неделю будете уже трупом — это если неделю протянете.