Сэмюэль Гей - Утросклон

Едва вышел он во двор, прачки дружно выстрелили в него любопытством. И даже мелюзга перестала возиться в грязи, готовая расплакаться по первому поводу. Монк с жалостью смотрел на их настороженные мордашки. Что станется с ними? Так и состарятся они в этом мрачном дворе, похожем на болото? Интересно, что думают о них в Обществе Совершенствования Человека? Надо будет спросить у Аллиса.

Возвращаться в парк было еще рано, и Монк решил навестить Фалифана. Вместе с другом хотелось разобраться во всем и получить ответ - что же надо делать, чтобы озлобленные и обездоленные люди, которым хочешь помочь, не считали тебя чужим.

Монк долго шел в обратную сторону, затем свернул на горбатую улочку, затерянную на задворках отелей и магазинов. Перемахнув через большую лужу, Монк добрался наконец до нужного крыльца и постучал в неструганую дверь. Долго не открывали, и Монк в отчаянии уже хотел уходить, но в этот момент услышал за дверью знакомую поступь.

Фалифан сначала не узнал друга, а когда разглядел под шляпой знакомое лицо, сделал удивленную гримасу.

- Ого! Если бы мы встретились на улице, ей-богу не признал бы.

Монк, будто чувствуя какую-то вину за собой, молча пожал руку другу и растерянно улыбнулся. Фалифан вернулся в комнату, и пока Монк снимал в передней пальто, он видел, как Фалифан собирает со стола исписанные листки.

- Ну ты и франт! - восхищался Фалифан, завязывая тесемки папки. - До сих пор в себя не приду.

- Я теперь при деньгах, а барахло, считаю, не стоит того, чтобы обращать на него много внимания, - сказал Монк, входя в комнату и приглаживая волосы. - Хотя... ты знаешь, меня сейчас приняли за страховрго агента.

- Похож.

- Серьезно. Захожу в один милый дворик, что на окраине, это в той стороне, где цыганское кладбище...

- Эк куда тебя занесло. Уж не дама ли сердца там у тебя?

- Чуть жизни меня там не лишили.

- Надо думать...

- Нет, это ужасно! - взорвался Монк. - Нельзя спокойно смотреть, как в грязи и зловонии люди гибнут во мраке безысходности. Я... я не могу радоваться, жить спокойно, когда рядом столько несчастных, обездоленных, запуганных... Когда люди в клетках-жилищах теряют все человеческое... Где, где высшая справедливость?

- Хорошо рассуждать о высшей справедливости, когда в карманах шуршат филоны, - усмехнулся Фалифан.

Слезы блеснули в глазах у Монка. Не зная больше, как снять тяжесть с сердца, в отчаянии от непонимания друга, он сорвал с вешалки свой новый макинтош и принялся топтать его. Фалифан бросился унимать разбушевавшегося друга.

- Ты что разошелся, психопат. Я же пошутил. И при чем здесь пальто! Что ты в детство опять впадаешь. Мы умные люди, мы изучали историю цивилизаций. Мы знаем, как жили люди, как живут и как должны жить. Ну что ты сделаешь один? Разве что только пальто растопчешь. Ты думаешь, мне не больно смотреть на все это? Ошибаешься, еще хуже, чем тебе, бывает. Но я не знаю, что делать. У меня нет сил. И у тебя тоже. Мы - козявки. Вот когда придут лучшие времена, тогда, может, мы пригодимся, тогда пробьет наш час. Наши знания, наш пламень души сгодятся людям.

- Кто, интересно, подаст на блюде эти лучшие времена? Я сейчас, сию минуту хочу что-то делать, - всхлипывал Монк. - Я вступил в Общество Совершенствования Человека. Но все это так далеко, так медленно...

- Постой, постой, - насторожился Фалифан. - Что это такое? Я ни разу не слышал...

- Это Общество только разворачивается. Его цель изучить нужды людей, обобщить и так далее, чтобы правительство в своей политике делало нужные выводы. Я этим и занимаюсь, это мой хлеб.

- Вон оно что, - присвистнул Фалифан. - Странно... Уж очень зыбко и неопределенно: изучать, обобщать... Что-то тут не так!

- Все так! Есть устав, есть программа, есть полномочия...

- И что ты там делаешь?

- Начинаю работать, - уклончиво сказал Монк.

Он понял, что разговор с Фалифаном складывается не так, как хотелось. Вместо понимания и сочувствия он получил от друга жесткие аргументы, холодную логику, а сейчас ему нужно было обыкновенное человеческое участие.

- Прости, Фалифан. - Монк пожал плечо друга. - Что-то нервы у меня совсем... Я загляну к тебе на следующей неделе...

Фалифан остался глубоко озадаченным, но, впрочем, ненадолго. Усмехнувшись над болезненной чувствительностью друга, он опять разложил бумаги на столе и принялся увлеченно работать, забыв обо всем.

Монк, так и не облегчив свою душу, шел по городу, в котором невозможно было найти утешение смущенному духу. Он понимал, что любой близкий человек, к которому он может прийти - Бильбо, Чиварис, Икинека или даже Грим Вестей, - ничем не смогут помочь ему, а самое главное - понять. Не зря же говорят, что чужая душа - потемки.