Василий Гигевич - Полтергейст

- Знаешь, Юзичек, наверное, колдовали на других, а пало на нас с тобой. Такое в Житиве часто бывало.

Задумался Юзик. Еще ниже голову опустил. Заколебался, значит...

- Я тебе всю правдочку расскажу, как на исповеди, - соловьем заливается Люба. - Когда у нас телевизионщики были, их наш кабан сильно напугал. Они, наверное, как родились, так ни разу живых свиней и не видели в своей Москве. Так я им воды лечебной давала.

- Ну и что?

- Помогло, помогло, Юзичек.

Снова помолчали. И тогда Юзик спросил:

- Так куда же податься?

- Как куда? - искренне удивилась Люба. - В Студенку надо ехать. Там знахарь живет. Отовсюду к нему люди едут. И из Минска. Из Вильнюса. С Украины. Одним словом - со всего света. Вот завтра утром ты и отправляйся, благо, суббота не черная*...

______________

* Черной березовцы обычно называют рабочую субботу.

Молчал Юзик, ничего не говорил, только жену слушал. И в самом деле что-то нехорошее стало назревать в мире, словно перед войной или перед концом света. То - авария, в которой люди ни за что гибнут, то землетрясение, не одно, так другое стало сыпаться после Чернобыля. А сейчас вот дожили, что в своей хате покоя нету.

- Ладно, так тому и быть: съезжу. Чему быть - того не миновать, как говорил мой отец. Ну, а если и знахарь не поможет!.. - что будет делать Юзик тогда, он не сказал, но Любе стало ясно, что тогда Юзик развернется по-настоящему...

Когда болит, тогда чешется...

Юзик проснулся, когда еще и гимн по радио не играли. Оделся, лицо водой сполоснул и на двор вышел. Густой утренний туман стоял над землей, трава во дворе была мокрая и как будто припудренная. Пахло сыростью - осень надвигалась вовсю. Солнце еще не показывалось, но чувствовалось, что день будет как по заказу: солнечный, теплый.

Позже, когда Юзик перекусил и снова во дворе показался, почему-то захотелось зайти в сад. Подошел к яблоне, поднял с еще влажной земли яблоко. Крупное, желтоватое. Антоновка уже запах набирала. Сейчас, утром запах этот чувствовался остро и даже как-то осязаемо. Юзик словно в детство перенесся. Тогда все пахло остро и резко: и первый снег, который обычно неожиданно выпадал ночью, и весенние звонкие ночи, когда последний ледок с хрустом крошится под ногами, а небо чистое и глубокое, кажется, только оттолкнись - полетишь...

После сада Юзик заглянул на приречный луг где тихая Береза дымилась белым туманом - возле куста чернела фигура рыбака...

"Вот так и проживешь век, задушенный работой на заводе, ничего не сделав для души, - о себе Юзик думал, как о чужом человеке. И вдруг ему в голову пришло настолько простое и ясное, что он аж удивился: почему раньше об этом не подумал? - А хорошо все-таки, что на свет появляешься. Приятная это штука - жизнь... Вот бы только люди между собой не грызлись..."

Уже потом, когда Юзик ехал рейсовым автобусом к Студенке - небольшой деревушке на берегу Березы, где разбили Наполеона с его ордой, - чувство покоя и единения с природой постепенно улетучилось: повседневность брала свое... Глядя в окно, за которым проплывали колхозные поля, леса, деревенские хаты, Юзик думал о другом.

"Ладно, ни в Бога ни в черта я не верю, но Люба ведь правду говорит: хуже, чем есть, не будет. Заодно и этого знахаря проверю. Или - дурит он людей, или - правду говорит. Развелось этих знахарей - не ступить. Послушаешь, так каждый из них счастье да райскую жизнь обещает, только вот не сейчас, а все в будущем. Один - еще вон когда рай грозился построить: за двадцать лет. Второй тоже обещал, и третий обещает... Обещанки-цацанки, а дураку - радость... И этот знахарь, студенковский, наверное, тоже будет лапшу на уши вешать, только слушай рот разинув... Однако я тебе, знахарь мой любезный, ни слова не скажу, зачем к тебе заявился. Коль ты все знаешь, вот и догадайся сам. Посмотрим, посмотрим, какой ты у меня знахарь!"

В Студенке, когда шел по улице, Юзик еще издали увидел возле одного из дворов толпу - словно на свадьбе... Кого там только не было: и крепкие краснощекие молодицы, которых неизвестно что сюда привело, и дряхлые старушки - они уже все, что могли, получили от жизни, и сухонькие старики, и солидные, при галстуках и шляпах полнолицые мужчины, которые держали в руках чемоданчики-дипломаты, - эти мужчины все оглядывались, как будто чего-то стеснялись. Одни стояли тихо, на белый песок да на зеленую траву глядя, другие - переговаривались. Старухи и старики сидели на лавке у палисадника.

Подойдя к толпе, Юзик сразу же ощутил какую-то загробную тишину, что бывает на похоронах. Юзик тоже притих, словно присоединился к тайне, которую простым смертным не разгадать. Заколебался: освоиться сначала или сразу же направиться к Нему.